РОГОНОСЦЫ В ЭПИГРАММАХ XVIII ВЕКА

Покровский В.И. Рогоносцы в эпиграммах XVIII века // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских, 1905. – Кн. 3. – Отд. 2. – С. 1-48.

II.

МАТЕРІАЛЫ  ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНЫЕ.

 

РОГОНОСЦЫ

ВЪ ЭПИГРАММАХЪ

XVIII ВѣКА.

В. ПОКРОВОКАГО.

 

Печатано подъ наблюденіемъ Дѣйствительнаго Члена

В. И. Покровскаго.

 

«Брачное ложе, весьма важная въ брачномъ скарбѣ вещь, назначенiя сладостнѣйшаго; и въ самомъ дѣлѣ исполнена бываетъ неизрѣченныхъ пріятностей, если не превращается въ ристалище влюбленныхъ щеголей». Любовь. Книжка золотая. 1798, 57. «Я держалася всегда такова мнѣнія, что все на свѣтѣ непостоянно, когда солнце имѣетъ затьмѣнія, небо безпрестанно покрывается облаками, время въ одинъ годъ перемѣняется четыре раза, море имѣетъ приливъ и отливъ, поля и горы то зеленѣютъ, то бѣлѣютъ, птицы линяютъ, философы перемѣняютъ свои системы; то какъ уже женьщинѣ, которая рождена къ перемѣнамъ, можно любить одново до кончины ея вѣка». Пригожая повариха, или похожденіе развратной женщины. 1770, 1, 39—40. Се щастье истинно нѣжнѣйшія любви, Лежать другъ у друга на пламенной груди. Нѣжныя объятія въ бракѣ и потѣхи съ любовницами (продажными). 42.

I.

Критическое отношеніе къ дѣйствительности и какъ слѣдствіе этого протестъ противъ аномальныхъ явленій семейной и общественной жизни до XVIII в. въ свѣтской литературѣ сравнительно были рѣдкимъ явленіемъ, Иронизація надъ дѣйствительностію, глухой ропотъ и негодованіе, въ большинствѣ случаевъ, отливались, подъ дымкой аллегоріи, въ литературный формы словесныхъ произведенiй, обычно пребывавшихъ подъ спудомъ. Это была своего рода апокрифическая литература.

Только съ XVIII в., особенно съ 1769 г. — времени расцвѣта сатирической журналистики, число дѣятелей обличительной литературы значительно увеличилось, раздвинулись рамки сатиры, многоразличнѣе стали ея объекты, и сама она увидала вольный свѣтъ.

4

Эта волна, несущаяся и гребнящаяся, порожденная жизнію и въ ней находившая источники своего питанія и бѣга, пробила себѣ русло различной степени глубины и ширины въ произведеніяхъ, отражавшихъ въ себѣ разныя литературныя направленія того времени. Насколько произведенія такой окраски были по сердцу и заразительно дѣйствовали на людей, причастныхъ журналистикѣ, видно изъ того, что они находили себѣ пріютъ въ сборникахъ даже педагогическаго характера, каковы, напримѣръ, „Распускающійся цвѣтокъ», „Невинное упражненіе» и др. Тѣ явленія, которыя и рѣзкостію формъ и частою повторяемостію больше мутили нравственное чувство современниковъ, встрѣчали, въ сатирическомъ ихъ освѣщеніи, особенно радушный пріемъ въ повременныхъ изданіяхъ.

Бытовая жизнь XVIII в. давала обильный матеріалъ для сатиры, и журналистика не осталась къ этому равнодушной. Мало того, она раскрыла предъ читателемъ такія стороны интимной жизни людей, которыя обычно не разработываются исторіей или вовсе ею не затрогиваются: только мемуары и записки до извѣстной степени восполняютъ этотъ пробѣлъ. Я возьму одинъ изъ уголковъ семейной жизни, который, какъ излюбленная тема сатирической литературы, красной полосой проходитъ по ней, — развратъ женщинъ, въ частности — прелюбодѣяніе женъ.

 

II.

Мужчины XVIII в.. были чувственно сильно развиты: предоставляя восхищаться духовными красотами женщинъ небожителямъ, они предпочитали прилѣпляться къ тѣлесной ихъ красотѣ и смаковать тѣло, которое свободно предъ ними обнажалось, открывая „прелестей соборъ» и распространяя „тьму заразъ». Такъ какъ похотливый человѣкъ XVIII в. думалъ, что „неглиже, одѣяніе природы и прекраснѣйшее для молодыхъ дамъ убранство» ¹) то не было „никакой нужды въ излишнихъ украшеніяхъ для препровожденія пріятнѣйшихъ минуть съ любимымъ человѣкомъ, а, напротивъ того, въ любовномъ свиданіи лучшимъ украшеніемъ почитаются природныя прелѣсти безъ всякаго искуства къ уборамъ» ²). Естественно поэтому, что ему хочется видѣть въ женщинѣ „нѣжное ея тѣлосложеніе». Представленія таковаго „умножаютъ сладострастный жаръ и придаютъ болѣе дикости похотѣніямъ». Онъ ощущаетъ побудительнѣйшее ощущеніе сладострастія. И вотъ, чтобы провесть всю ночь „въ любострастномъ тор-

¹) „Любовь. Книжка золотая». 1798, 140.

²) „Почта духовъ». 1789, 11.

 

5

жествѣ», „невѣдомо то мужская, то женская рука отшпиливаетъ и разрѣшаетъ всѣ женскіе уборы».

Жены также иногда совлекали одежду мужей: „штаны украшенiе мужей; бываютъ однакожъ примѣры, что мужъ по первыхъ брачныхъ веселыхъ недѣляхъ принужденъ бываетъ предоставить это украшенiе властолюбiю жены» ¹). Какъ бы то ни было, видъ женщины съ сильно выраженными половыми особенностями, особенно обнаженной, горячилъ кровь мужчины и возбуждалъ фривольныя картины:

Я на видъ ея взирая, Новымъ пламенемъ горю: Умъ къ утѣхамъ простирая Тьмы безчетныя ихъ зрю 2). Ты не знаешъ, дарагая, Пламень мой къ тебѣ любви; На тебя, когда взирая, Огнь сугубится въ крови 3).

Онъ скорѣй хотѣлъ

Мѣстъ достигнуть тѣхъ священныхъ, Гдѣ соборище красотъ, Гдѣ рой нѣжностей безцѣнныхъ Гдѣ душа моя живіотъ 4).

На восходящей лѣстницѣ этой „ватагѣ красотъ» женщинъ, „палатѣ всѣхъ прелѣстей» ⁵), началомъ были „драгія очи», „томный взоръ», „взоръ прелестной, любовнымъ пламенемъ „горящій». „Сладостный огонь любви во взорахъ», „эти пламенныя стрѣлы влекли въ сердечныя предѣлы» и сулили „тьму отрадъ».

Лизетинъ взоръ прелестный Мой слабый духъ плѣнилъ, И видъ ея любезный Тьму прелестей открылъ. Твои, Лизета, взоры Являютъ тьму отрадъ ⁶).

¹) „Любовь. Книжка золотая». 1798, 243.

²) „Зритель». 1792.

³) „Что нибудь», 1780, л. III, 7.

⁴) „С.-Петербургскій Меркурій». 1793, I, 16.

⁵) Бурцевъ. 901, IV, 84.

⁶) Собр. пѣс. 1781, 27.

6

Глаза ея огнемъ блистаютъ Сердца которымъ возпаляютъ 1). Вглянешь ты — въ насъ сердце таетъ; Улыбнешься, — кровь кипитъ; И душа ужъ тамъ лѣтаетъ, Гдѣ любовь намъ рай сулитъ 2).

Она также не остается равнодушной ко взглядамъ:

Въ лицѣ играя жаръ прелестный Ея плѣняетъ и томить, И ей желанья неизвѣстны Во сердце нѣжное селитъ; Волнуетъ кровь, и сердце бъется Видна въ очахъ нѣжнѣйша страсть; Вздыханьемъ томна грудь мятется, И познаетъ любови власть 3). Межь тѣмъ обѣихъ частый взглядъ, Какъ будто пламенный стрѣлы, Влетелъ въ сердечные предѣлы Неся съ собою тьму отрадъ… 4).

Очевидно „очи, выбрасывая изъ-подъ густыхъ рѣсницъ искры нескромной страсти», „служили преддверіемъ къ утѣхамъ любви», настраивали на чувственные помыслы, подавали надежду, окрыляли мечты и направляли робкіе шаги любовниковъ къ дальнѣйшимъ дѣйствіямъ.

Большую привлекательность и трогательную силу имѣли «прелестны губы», „натуры хитрой лучша вещь, зовущи поцѣлуи». Въ устахъ любовника только и слышатся выраженія: „розовыя уста ея изображали улыбку, которая казалось съ нетерпѣніемъ манила къ поцѣлую; „надо сіи манящія губы разцѣловать; мои уста съ неизреченною сладостью цѣлуютъ». Естественно поэтому желаніе —

Чтобъ на устахъ ея прелестныхъ Сіялъ огнь прелестей небесныхъ; Чтобъ Грацiи вмѣщались тутъ; Что бы я нѣжно къ нимъ коснулся, — Прилипъ — и вѣчно не проснулся ⁵).

¹) „Зритель», 1792, III, 141.

²) „С.-Петербургскій Меркурій», 1793, II, 58.

³) „Лѣкарство отъ скуки и заботь» 1786, I, 76—77.

⁴) „Зритель», 1792, I, 110.

⁵) „С.-Петербургскій Меркурій». 1793, I. 12—13.

7

Блудный сынъ XVIII в. стремился сначала на розовыхъ жемчужныхъ губкахъ напечатлѣть поцѣлуй, такъ какъ даже

Прекрасныхъ устъ твоихъ единое дхновенье, Удобно привести мой пламень въ возбужденье 1).

Подъ обаятельнымъ вліяніемъ этихъ поцѣлуевъ, онъ, естественно, говорилъ, что

 

Ничто меня отъ устъ твоихъ Отвлечь не можетъ. Я радъ во кругъ тебя обвиться И вѣкъ тобою цаловаться 2).

Прикосновеніе къ устамъ красавицы, какъ искра, зажигаетъ кровь и рисуетъ лобызающему ихъ перспективу наслажденій. Эти уста

Равно зарѣ являютъ Мнѣ восхищающій прохладъ, И въ сердце плѣнное вливаютъ Неизъяснимыхъ тьму отрадъ.

Подъ обаяніемъ этого восторга —

Желаніе мое хочу тебѣ сказать: Безперерывно я хочу лобзать пріятно, Хочу лобзати я сто разъ тебя стократно, Сто разъ по тысячи хочу тебя лобзать… Хочу чтобы во мзду лобзанiй тѣхъ моихъ, Твои пріятны губы Взаимно дали мнѣ лобзаніи сугубы 3).

Такъ какъ „пламенный поцѣлуй разливаетъ бальзамъ неописаннаго вкуса по всѣмъ нервамъ состава нашего», то лобызающій придавалъ особую цѣну устамъ:

Когда уста твои румяные лобзаю, Какъ щоки розовы устами осязаю, И къ проникающимъ приникну я очамъ, Не знаю я цѣны твоимъ устамъ 4).

Въ поцѣлуяхъ любезной любовникъ видѣлъ одну изъ высшихъ цѣлей жизни:

¹) „Вечера» 1772, II, 62.

²) Ibid., I, 31.

³) Ibid., II, 201.

⁴) Ibid.

8

Когда съ тобой любезная встрѣчаюсь, Отъ радости не помнюсь, забываюсь… Тебя стремлюся нѣжно цѣловать, Желая на устахъ твоихъ жизнь кончать.

Само собою понятно, что степень пріятныхъ ощущеній усугубляется взаимностью:

Сплѣлись любовники руками, Сомкнулися уста съ устами… И сладкiй поцѣлуй — вѣнецъ Для пламенныхъ въ любви сердецъ 1).

Мужчина внѣ себя отъ радости

 

Когда прелестные свои ты страстно губы, Прижмешь къ моимъ губамъ… лобзанія сугубы, Все сердце напоятъ горячностью мое. Въ семъ восхитительномъ съ тобою положенье Веселіи мои превсходятъ вображенье. Я чувствую тогда почти бывъ внѣ себя, Что вспламененными своими ты устами, Стисняешь мнѣ уста лобзать меня; любя. Трепещущій языкъ я слышу межъ губами, Ты ударяешь имъ въ уста мнѣ много разъ, И мой языкъ сосешь дрожащiй отъ дыханій. Я отъ единыхъ сихъ сладчайшихъ вспоминанiй, Сильняе чувствую движенiе заразъ 2).

Объекты, на которые направляются мужскіе поцѣлуи, не ограничиваются губами, раьонъ ихъ расширяется:

И сколь великую пріятность льзя вкусить, Покрывъ румяныя лобзаніями щоки, И шею и плеча такъ бѣлые какъ снѣгъ, И грудь подобную чистѣйшу алебастру. Какую радость льзя пріятну ощутить, Любови жаркія напечатлѣя знаки, На нѣжныхъ на плечахъ прельщающихъ глаза, На розовыхъ щекахъ и на прекрасной шеѣ И на холмочкахъ двухъ блестящей бѣлизны Какой тогда восторгъ! какое притяженье,

¹) „Зритель» 1792, I, 110.

²) „Вечера» 1772, II, 61.

9

Любовники въ душахъ вспаленныхъ познаютъ, Когда дрожащими въ жару любви устами, Подвигнутый языкъ трясеніемъ сосутъ: Когда стекутся двѣ дущи въ сьединенье,  На страстно сцепленныхь, лобзаніемъ устахъ, И каждаго душа къ другому въ тѣло входить 1).

Естественно поэтому, что влюбленные говорили о себѣ:

Мы въ сихъ сладчайшихъ поцалуяхъ Свое дыханіе испустимъ.

По понятію людей того времени „ Лобзаніе имѣетъ великую цѣну въ дѣлахъ любви: оно дѣйствуетъ, какъ электрическая искра на человѣчество и часто производить важныя дѣла» ²). „Возбужденiя производятъ молодыя жены обыкновенно лобзаніемъ и соня мужъ уже знаетъ, что то значить» ³). Потому-то будильники въ бракѣ рѣдко употребляются: a вмѣсто ихъ лобзанія и глаженія ⁴). „Обниманія, которыя бываютъ всегда неразлучны съ лобзаніями — тоже провозвѣстники важныхъ произшествій въ любви и бракѣ» ⁵). Самая мясистость губъ и ихъ покровъ волнуютъ кровь, „производятъ въ чувствахъ ужасное воспаленіе ⁶), возбуждаютъ чувственность, требующей новыхъ объектовъ для своего питанія, которые, конечно, и находятся.

„Розовыя губки», „томная нѣжность во взорахъ», сожигающія поцѣлуи» „подавали надежду къ полученію вящшаго»: „жадные глаза мужчины впились въ колеблемую любовію грудь» ⁷)

Грудь милу, сладостей начало 8).

Груди для смакователей женскаго тѣла были всегда своего рода магнитомъ: онѣ „въ прекрасномъ полѣ съ прекраснѣйшимъ назначеніемъ имѣютъ великую притягательную силу и такую, какой еще нѣтъ въ природѣ» ⁹). Ласкательство вообще равносильно по вліянію

¹) „Вечера» 1772, II, 62-63.

²) „Любовь. Книжка золотая», 1798, 122.

³) Ibid, 64.

⁴) Ibid, 58.

⁵) Ibid, 147.

⁶) „Любовная школа, или подробное изъясненіе всѣхъ степеней и таинствъ любовной науки». 1791, 33.

⁷) „Нѣжныя объятія въ бракѣ и потѣхи съ любовницами» (продажными), 72.

⁸) „Смѣсь», 1769.

⁹) Любовь. Книжка золотая», 1798, 73.

10

Антонову огню, имѣющимъ общее свойство: „прилѣпясь къ тѣлу, не оставлять добычи своей, пока есть мясо, которое они могли пожирать» ¹). „Всегда перси составляли не только прекрасное украшеніе, но и приманку для старыхъ и молодыхъ скалозубовъ»…

„Парнасскіе ткачи» XVIII в. съ трогательною нѣжностію, послѣ очей, обращаются къ новому источнику вдохновенія — грудямъ, называя ихъ то „нѣжными голубями», то „мраморными горками», то „бѣлыми лебедями»…

На грудной женской полости растутъ два плода, симметрически расположенные и другъ отъ друга разорванные. Будучи таковыми, они единятся, однакожъ, союзомъ любви. Піитъ, сравнивая груди съ плодами, говоритъ:

Плоды чрезъ твердость раздѣляясь, То нѣжно въ верьхъ дышатъ вздымаясь, То къ низу паки опустясь, Но можно ли пѣть то не смущаясь

Груди — это „два голубя», которые клала Венера на грудь, когда собиралась почивать въ лѣсу. Они смущали и воспаляли того, кто видѣлъ ихъ освобожденными отъ покрова. Такъ, по крайней мѣрѣ, было съ однимъ охотникомъ, предъ которымъ онѣ

Какъ снѣгъ сіяютъ бѣлизной О можноль зря ихъ снесть не трогать, чтобъ рукой Ворошатся они, дышатъ теплѣйшимъ жаромъ, Въ охотникѣ зря ихъ пылаетъ кровь пожаромъ. Хоть страшно разбудить столь сильно божество, Но власть въ охотникѣ всю приметъ естество; Не только что рукой онъ нѣжно ихъ ласкаетъ, Онъ кажда голубка стократно лобызаетъ, И щоки къ нимъ кладетъ и очи всѣ въ огнѣ. Повѣрьте красота столь долго будетъ въ снѣ, Пока охотникъ тотъ насытится ласканьемъ, И голуби заснуть его въ любви стараньемъ. Все что плѣняетъ взоръ и души и весь умъ, Венера помощь есть всегда любезнымъ двумъ. Богъ сна, и богъ любви, друзья всегда бываютъ, И часто согласясь любови жаръ вѣнчаютъ 3).

 

¹ Любовь. Книжка золотая, 1798, 120.

²) С. А. дворянина философа: „Поэма Любовь. Ода красавицѣ», 1771, 67.

³) „Поэма Любовь», 1771, пѣснь V, 44.

11

Женскія груди приводили въ волненіе сладострастнаго человѣка, охватывали его существо:

 

Рукѣ грудь хочется тронуть, Уста желаютъ къ ней прильнуть.

„Незаконныя исчадія Аполлона» освобождаютъ ихъ отъ покрова:

 

Съ слишкомъ много зарѣзвясь, Свои (Зефиры) всѣ силы напрягаютъ Чтобъ косыночку сорвать: Батистъ противится, хлопочетъ, Изъ ревности имъ показать Двухъ нѣжныхъ глобусовъ не хочетъ 1)

Но у женщины, во время сна,

Слегка свернулось одѣяло И будто съ нуждой открывало Картину рѣдкую для глазъ 2).

Завѣса приподнимается и обозначаются розовыя оконечности грудей:

 

Власы волнисты разсыпались У ней небрежно по грудямъ; Сквозь нихъ, какъ нехотя казались Цвѣточки алые глазамъ 3)

.  .  .  .  .  .  .

 

На груди гордо воздымались Крутыя нѣжны двѣ горы; Карминовы на нихъ вершины Чуть были видны изъ-подъ дымки.

Затѣмъ, при болѣе благопріятныхъ обстоятельствахъ, можно было видѣть „холмы открывающейся груди», „прелестную бѣлизну полуоткрытой груди», „груди бѣлизну», „бѣлую какъ мраморъ грудь», „нѣжну грудь», „грудь, какъ легку тѣнь», „высоку грудь», „прелестный зракъ для смертныхъ глазъ», „грудь возвышенну», „вздымаему отъ вздоховъ», „пламенную грудь, то воздымающуюся, то опускающуюся», „нѣжную, полную, возвышенную, круглую и любовью колеблемую грудь», „даже трепетанье самой груди», когда

¹) „Зритель», 1792, III, 246.

²) „С.-Петербургскій Меркурій», 1793, II, 107.

³) Ibid.

12

На персяхъ розъ съ пучкомъ лилеи Цвѣтутъ, трепещутъ передъ нимъ.

При созерцаніи такой „прелѣсти» въ рѣзкой степени воспалялся чувственный человѣкъ: у одного желаніе скромно: онъ только радъ коснуться холмовъ поднимавшейся груди:

 

Коль счастливъ я, коль могъ тронуть Твою колеблющую грудь!

Другой стремленія свои простираетъ далѣе: онъ хочетъ поцѣловать грудь:

На пламень мой меня улыбкой награждала, Въ стройной кофточкѣ, которой бѣлизнѣ Не уступала грудь твоя, открыта мнѣ, И только розою одною защищенна, Котора розами твоими помраченна, Должна была моимъ желаньемъ уступать Уста твои и грудь прелестну цѣловать. 1) Цѣлуетъ грудь ея, подобно какъ священну

И онъ цѣлуетъ „съ сладострастнымъ вожделѣніемъ». „Сладострастная грудь подъ нѣжнымъ покрываломъ колебалась, поднималась выше прежняго, и всякое возвышеніе, какъ бы нѣкіимъ блескомъ поражало взоръ». Подъ вліяніемъ этого чувственный человѣкъ XVIII в. говорилъ: „Можетъ ли быть что прекраснѣе груди, когда сама любовь воздвигла на ней алтарь свой». Прельщенный глазъ, несмотря и на суровость косынки, проникаетъ во внутренность темницы. При видѣ колеблющейся груди, особенно при прикосновеніи къ нимъ и предвкушеніи сладострастныхъ ощущеній, любовникъ млѣлъ отъ избытка счастія и говорилъ:

Когдабъ узрѣлъ ты полну грудь, Къ которой я касаюсь чуть; Плѣнящія страстны взоры Манящи руку ихъ пожать Которая, когда ихъ тронетъ Душа въ сладостяхъ вся тонетъ 2).

Отсюда рождается капризное желаніе пребывать на этомъ алтарѣ постоянно:

¹) „С-Петербургскій Меркурій» 1793, 142.

²) „С.-Петербургскій Меркуpiй» 1793. II, 206.

13

Когдабъ я былъ цвѣточикъ! Былъ бы на ея грудяхъ, Иль вмѣстилсябъ къ ней въ вѣночикъ; И вплелся бы въ волосахъ!

Такого рода желаніе вытекало изъ мысли, что блаженна та, кто

Ко груди нѣжно прижимаетъ, Для ней вселенна изчезаетъ 1).

Блаженъ и тотъ,

Кто время нужнаго не тратить За поцѣлуй тремя заплатить И на груди ея заснетъ 2).

Онъ даже

Тогда все радъ забыть, презрѣть На нѣжной груди умереть!

Это стремленіе — „прижаться къ груди», „воцариться на ней», указывало только на то, что „отъ огненной любви вся кровь горѣла».

Самое желаніе умереть, если никогда не приводило къ смерти, то къ замиранію и совокупленію:

Съ начала духъ влюбленный мой Твоей любуется красой, И каждою прельщенъ чертой Я множу свой восторгъ пріятный; Идя утѣхи по слѣдамъ, Уста приблизивши къ устамъ, Чуть трону розы ароматны: Восторгъ что далѣ то сильнѣй, И поцѣлуи всѣ живѣй; На то ты будто негодуешь, И смѣлости въ преграду сей, Ты лишнiй разикъ поцѣлуешь. Потомъ ищу я далѣ путь, И взоръ мой жаденъ, дерзокъ, воленъ, Твою сквозь дымку видитъ грудь;

¹) „С.-Петербургскій Меркурій», I, 63.

²) Ibid. II, 90.

14

Но я тѣмъ счастьемъ не доволенъ; Рукѣ грудь хочется тронуть, Уста желаютъ къ ней прильнуть: Мы споримъ, рѣзвимся, страсть кажемъ; Ты ручку къ груди ставишь стражемъ; Но я на стража не гляжу И поцѣлуемъ подкупаю, Ревниву дымку низложу, На бѣлоснѣжныхъ горкахъ таю.  Тутъ зарумянится краса, Въ твоихъ глазахъ пріятныхъ, томныхъ Любви появится роса И въ искрѣ блещетъ жаръ нескромныхъ; Я зрю въ глазахъ тѣхъ свой уставъ, Минуту счастья въ нихъ читаю И отъ часу смѣлѣе ставъ, Усильи въ просьбы претворяю; Амуръ махнетъ на насъ крыломъ, И мы не помнимъ ни о чомъ

Я позволю себѣ привести еще одно стихотвореніе, гдѣ игриво выставляются на показъ женскія груди, какъ предметъ чарующей прелести и магической заразы для мужчинъ. Такъ какъ «полуденный зной, жаръ бываетъ весьма тягостенъ; тогда любящіеся обыкновенно ищутъ прохладной тѣни „уединенія». Кромѣ того „любовныя хлопотишки» обыкновенно совершаются подъ покровомъ ночи. „Хотя всякій боится ночи», однако любовники и супруги „ожидаютъ ее съ большой нетерпѣливостью». И вотъ однажды въ удобное для сладострастныхъ наслажденій время, въ сумерки, когда въ безмолвной ихъ тѣни Амуръ и Гименъ празднуютъ торжественные и сладчайшіе часы свои,

Подъ тѣнью миртовыхъ кустовъ, Въ прохладѣ тихаго Зефира Промежду розовыхъ кустовъ Въ травѣ покоилась Эльмира.

Пріятныя любовныя сновидѣнія горячили ея кровь, румянили лицо и волновали грудь, которая

¹) „С.-Петербургски Меркурій» 1793, 77—78.

15

Изъ-подъ косынки вырываясь И съ скучнымъ полотномъ сражаясь, Стремилась выйтить изъ пеленъ; Но силъ еще не доставало, И полотно торжествовало. Зефиры, сей примѣтя плѣнъ, Къ свободѣ красоты приспѣли, Свилися цѣпью, зашумѣли, Спустились, вкругъ Эльмиры сѣли И начали въ косынку дуть Такъ сильно, что ее сорвали Свертѣли, скомкали, помчали, Извились, побѣду засвистали И въ первый разъ открыли грудь. Увидя солнце удивилось Собранію такихъ красотъ, Покрывъ стыдомъ небесный сводъ, Свой пламень утушить стремилось Отъ зависти въ прохладѣ водъ, И темно становиться стало.

Пастушокъ Меналкъ, погнавъ своихъ овецъ домой, набрелъ на то мѣсто, гдѣ съ обнаженною грудью покоилась Эльмира.

Въ кустахъ, гдѣ бѣлое блестѣло, Меналкъ пришелъ, оцѣпенѣвъ, Меналкъ увидѣлъ, что лежало! Увидѣлъ онъ, что развѣвало И съ вѣтромъ всячески играло То освященно покрывало, Которое онъ вскрывать не смѣлъ. Вся кровь его… Пастухъ сей робкими стопами Поближе къ Немирѣ подошелъ, И между тѣми же кустами Тихонько подлѣ сонной сѣлъ: Но чѣмъ пастухъ сей занимался? Онъ вѣтви удалять старался, Чтобъ не порвали сладкій сонъ… Ничего отъ взора не скрывалось! Но вдругъ Меналку показалось, На грудь какъ Немиры онъ взиралъ, Что розы тамъ пучекъ лежалъ.

 

16

„Уколется она», сказалъ И снять цвѣточекъ покусился, Тронулъ, — цвѣточекъ не свалился. Меналкъ пастушкинъ сонъ прервалъ, — Прелестный взоръ ея открылся, Меналкъ, а не цвѣтокъ упалъ, Упалъ къ ногамъ пастушки страстной Влюбленный молодой пастухъ, Онъ вспомнилъ множество заслутъ, Которы Немира презирала. Елмира пастуха внимала, Глядѣла въ кругъ себя… молчала… И голосъ пастуха затихъ. Елмира слышалось вздыхала… И мракомъ ночь покрыла ихъ.

И ночью, „когда вся природа бываетъ мертва — Гимену нѣтъ до этого никакого дѣла: подъ всемощною дланью его произрастаютъ прекрасные цвѣты весны и тихія радости ¹).

Груди, для смакователей женскаго тѣла, всегда были своего рода магнитомъ. И женщины знали цѣну этимъ прелестямъ и принимали мѣры, какъ и принимаются теперь, для поддержанія ихъ больщаго престижа: онѣ, въ зависимости отъ моды, то въ разной степени полуоткрывали, то совсѣмъ ихъ обнажали. Такая тактика, возбуждая въ мужчинахъ похотливыя вожделѣнія, приводила къ желаннымъ цѣлямъ. Въ арсеналахъ женской стратегіи было и другое испытанное средство возбуждать половой аппетитъ мужчинъ искуственнымъ увеличеніемъ размѣра грудей — употребленіемъ подложныхъ приличнаго размѣра. Къ такому средству прибѣгали тѣ женщины, у которыхъ свои груди не отличались полнотой и не обозначались рельефно на грудной полости. Такого рода заботы вытекали изъ знанія женщинъ, что, „перси не только приманка для мужчинъ, но и радикальное средство, извѣстнымъ образомъ заражающее мужскую половину, особенно при дотрогиваніяхъ и ощупываніяхъ».

Когда открывался весь передникъ — „скромный покровъ женскихъ прелестей и козней» „собачьи глаза» блуднаго человѣка XVIII в. „прогуливались съ великимъ восхищеніемъ по любезному мѣсту», по „тѣмъ самымъ нѣжнымъ частямъ».

Гдѣ есть вмѣстилище любови и утѣхъ. 2)

¹) Любовь. „Книжка Золотая» 1798, 17.

²) „Ни то ни Сіо», 1769, 154.

17

Они бывали устремлены на ту „цвѣтущую розу, у коей не рѣдко впослѣдствіи образуются только тернія; къ той розѣ, гдѣ Гименъ пожираетъ въ одинъ день тѣ цвѣты, которые раститъ Амуръ многіе годы» ¹).

Въ стихотвореніи „Розовый цвѣтъ» вольнолюбиво изображено это срываніе розы:

Въ старинны самы Роза годы Подругой Лиліи цвѣла; Бывъ также дочерью природы, Была подобно ей бѣла, И безъ шиповъ совсѣмъ росла. Навѣрно знаю я объ этомъ, И раскажу то въ сихъ стихахъ, Румянымъ какъ покрылась цвѣтомъ Она для блеску на лугахъ. Во дни невинности священной Какъ Боги въ кротости своей Щедроты, съ тверди возвышенной Дождями лили на людей; Какъ человѣкъ и безъ ученья Что должно вѣдать, все то зналъ: Привычкою увеселенья И должностью любовь считалъ; Когда Сатурнъ всѣмъ правилъ свѣтомъ; Была красавица одна; Одна — подумайте объ этомъ, Сурова, къ нѣгѣ не склонна. Но было что тому виною? О томъ Исторія молчитъ: Я чаю вѣрила душою, Что коль невинность сохранитъ, То будетъ умницей большою. Я не поставлю за законъ Сказать какими чудесами Любви опутаться сѣтями Довелъ пастушку Купидонъ. Въ дѣлахъ любовныхъ, такъ же въ сказкѣ Всѣ предисловія — пустякъ. Скорѣй подвинемся къ развяскѣ, И сократимъ мы повѣсть такъ:

¹) „Любовь, Книжка золотая», 1798, 56.

18

Она скользнула и упала; На травку прелести легли: Природа ихъ образовала, Чтобы сердца онѣ зажгли. Открыты нѣжностей соборы, Открыта свѣжа красота; Ей платятъ дань влюбленны взоры, Цѣлуютъ пламенны уста. Отъ нѣги той, отъ восхищенья, Пастушка въ первый разъ дрожитъ; Стыдъ видитъ это приключенье, Онъ видитъ то — и прочь бѣжитъ. Пастухъ чего ни пожелаетъ, Все невозбранно для него; И что онъ дѣлаетъ, того Красавица не понимаетъ. Онъ робку дѣвушку схватилъ; Она вкусить боится сладость: Вопль прежде скорби возвѣстилъ, A послѣ возвѣстилъ онъ радость. На травкѣ мягкой, свѣжей той Чета гдѣ оная рѣзвилась, Блистала Роза — и главой Своей пушистою гордилась. Вдругъ нѣчто пало на цвѣтокъ — И покраснѣлъ цвѣточикъ бѣлой. Побѣду, скрывшись за кустокъ, Тамъ праздновалъ любви Богъ смѣлой, И день счастливый тотъ на вѣкъ Хотя прославить, Розѣ рекъ: Отнынѣ ты пребудь румяна, На травкахъ блескомъ осіянна, Любимымъ юности цвѣткомъ; Рости лишь въ мѣсяцѣ ты томъ, Въ кой вся природа передъ лѣтомъ Воскреснувъ сладость міру льетъ; Будь дѣвушкѣ въ пятнадцать лѣтъ Символомъ нѣжнымъ и портретомъ. Того сперва ты уколи Сорвать тебя кто хочетъ cъ жаромъ; И всѣмъ то чувствовать вели,

 

19

Что счастье не дается даромъ. Я быль, не выдумку сказалъ; Въ Пафосѣ это я читалъ, И тамъ зрѣлъ подпись таковую: Любовникъ! если невзначай Найдешь ты Розу молодую, Шиповъ не бойся и срывай: Цвѣтъ колется; но лишь размечетъ Листки свои — всю боль залѣчитъ 1).

 

III.

Вслѣдствіе общедоступности женщинъ въ XVIII в., мужчины, какъ блудные сыны своего вѣка, „предавались обманчивымъ прелестямъ жизни», „пускали женщинамъ страстные взгляды», „подпускали любовные стираксы», „учиняли приключенія, повреждающіе честь мужей». И вотъ женщина раздѣляла свои благосклонности со многими, „махалась во всю Ивановскую съ знатными и подлыми» ²). Потерявши стыдъ, она „угашала свой любовный пламень на сторонѣ съ людьми, которые лѣпостно исполняли дѣла, налагаемыя званіемъ супруговъ, проклажаясь въ этомъ занятіи до самаго утра, предоставляя свое тѣло для распространенія рода человѣческаго устроенное и почитая за честь умножить свою фамилію посредствомъ усердія друзей мужа». Сраженіе у Любви съ Гименомъ происходило постоянно: ибо подлипалы, вертопрахи, петиметры и всякаго рода „куклообразные волокиты и позолоченные молодчики» съ достоинствомъ рекламировали свою физическую мощь, выставляя въ этомъ отношеніи свое преимущество предъ животными, „которыя хотя также отъ естества имѣютъ въ себѣ къ произведенію себѣ подобныхъ побужденіе, однако оное есть въ нихъ ограниченное и случается единожды въ году, но при всемъ томъ не имѣютъ они того всегдашняго поощренія, которое имѣетъ человѣкъ, ибо онаго снабдивъ естество разумомъ, не ограничило въ немъ побужденія» ³).

Такъ какъ созерцателей „женскихъ заразъ и ихъ вкусителей» — „любовниковъ, удаляющихся отъ мѣста сраженія любовницъ» было много, то и получался громадный контингентъ людей — собственно мужей — съ пришпиленнымъ къ нимъ ярлыкомъ — рогоносцевъ, которые и были постоянною мишенью, на которую и направлялись сатирическія

¹) „С.-Петербургскій Меркурій», 1793, 1, 237-241.

²) „Неонилла, или распутная дщерь», 1794, 134.

³) „О неумѣренности въ любострастіи», 1793, 1.

 

20

стрѣлы разныхъ повременныхъ изданiй. Рогоносцы въ комическихъ положеніяхъ были дѣйствующими лицами въ драматическихъ произведеніяхъ, романахъ, повѣстяхъ и разнаго рода обычныхъ въ XVIII в. краткихъ замѣткахъ, объявленіяхъ, подрядахъ, наймахъ, вѣдомостяхъ, брачныхъ курсахъ, продажахъ, хронологіяхъ и т. п. Оставляя въ сторонѣ литературныя формы произведенiй только что указанныхъ и выставлявшихъ рогоносцевъ въ неприглядномъ свѣтѣ, я обращу вниманіе только на тотъ видъ, который, по отношенію къ нимъ, преподносился читающей публикѣ ироніи и шутки ради. Я разумѣю эпиграммы. Онѣ многочисленны, какъ и породившее ихъ племя.

Какъ ни лаконичны эпиграммы, какъ иногда ни пародоксальны, онѣ все-таки представляютъ драгоцѣнный литературный матеріалъ, какъ показатель жизненности осмѣиваемаго явленія, его распространенности и причинности.

Приставить кому-нибудь рога — значить быть причиною невѣрности его жены. А такъ какъ, по понятію того времени,

 

У красотки плутоватой Вѣчно будетъ скотъ рогатой

то такого скота набиралось множество. Самому пылкому воображенію трудно представить себѣ размѣры скотнаго двора, который могъ бы укомплектовать этой новой своеобразной породой животныхъ. По эпиграммамъ стоило только жениться, чтобы видоизмѣнить свою физіономію:

Глупцову вздумалось жениться Онъ вѣкъ свой былъ осломъ; Вдругъ мысль пришла перемѣниться И здѣлаться козломъ 2).

И вотъ молодой является съ рогами ³):

 

Женился нашъ Глупонъ на дѣвушкѣ прекрасной. Конечно, онъ несчастной! своей бѣды не предузналъ: Камолый прежде былъ, теперь съ рогами сталъ. 4)

Особенно высмѣивали журналы эту перемѣну:

Женился Демофонтъ на дѣвушкѣ богатой, Попался мнѣ вчерась, его я не узналъ,

¹) .Роза» 1787, 132.

²) „Пріятное и Полезное препровожденіе времени» 1795, V, 336.

³) „Козелъ представляется всегда знакомь нечистоты и сластолюбія, потому что онъ скареденъ и похотливъ» („Иконологическій лексиконъ», 1763, 141).

⁴) „Лѣкарство отъ скуки и заботъ». 1787, 1, 176.

21

Разумной друга лобъ обновкою блисталъ. Какою? Дѳмофонтъ ужъ нынѣ сталъ рогатой4). Нашъ Клавъ перемѣнился И чуденъ сталъ головкой; Нашъ Клавъ богатъ, Нашъ Клавъ женился И ходить онъ съ обновкой; Съ какой? Онъ сталъ рогатъ 2).

Такая измѣна мужу тянется въ теченіе всей ихъ совмѣстной жизни:

Здѣсь мужъ одинъ ворчалъ, сломлю женѣ я ноги, Когда на лбу моемъ захочетъ ставить роги, И я то слышалъ; Но чтобъ хоть день одинъ онъ былъ безъ новыхъ рогъ Иль проворная жена безъ ногъ, Того не слышалъ 3).

Насажденіе мужьямъ роговъ происходило по всѣмъ городамъ и весямъ. Въ городѣ жена имѣла болѣе возможности украсить мужа; но и мужья, живущіе въ деревнѣ, не избѣгали этой участи. Такъ мужу-охотнику, живущему всегда въ деревнѣ и отпустившему жену на нѣсколько дней въ городъ, эта послѣдняя привозить желанное украшеніе — рога, но только не охотничьи, а уготованные ею, ея распутнымъ образомъ жизни:

Въ деревнѣ жить съ мужемъ наскучило женѣ Съ утра до вечера бывая на охотѣ, Совсѣмъ не прилежалъ къ домашней онъ работѣ. Ей скучно! Дня два, три, въ городѣ пожить, повеселиться, А мужъ тому и радъ! не все съ женой рѣзвиться. На долголь, говорить, съ тобой прощаюсь я? Пожалуй не забудь, голубушка моя, Купить ты мнѣ рога. — Изволь жена сказала, Объ этомъ безъ тебя давно я помышляла: Уѣхала, и тамъ довольно веселясь Старалась доставать ихъ мужу каждый часъ. Достала, Вь деревню прискакала;

¹) „Книжка для препровожденія времени, съ пользою, пріятностію и удовольствіемъ», 1794, № 289.

²) Ibid. 279.

³) „Вечера», 1769, 1, 78.

 

22

Рога тѣ такъ съ ней Однакожъ не тѣ, чѣмъ правитъ мужъ коней 1).

Итакъ, всюду, вездѣ

Коль бѣдными, мужья, васъ можно счесть! Въ чемъ жены погрѣшатъ, у васъ на лбу знать есть 3).

Кадры рогоносцевъ обязательно пополнялись стариками — по тогдашнему „двужилами», а на языкѣ непотребныхъ женщинъ нынѣшняго времени высшаго разбора — „патронами», а низшаго — „папашами». Старики вступаютъ въ супружество, когда собственно уже умерли для него.

Ослѣпленные, они лишены способности понимать, что молодыя женщины въ „извѣстномъ возрастѣ являютъ слишкомъ великую чувствительность»; что въ такомъ ихъ иногда доходящемъ до ярости состояніи пусть отвѣдаютъ нѣсколько побольше и чѣмъ скорѣе, тѣмъ пріятнѣе изъ Гименовой очаровательной чаши» ³). Самыя недомоганія женщинъ излѣчиваются тѣмъ же способомъ: „Въ новѣйшее время узнали, что пользованіе недомогающихъ женщинъ должно быть не матеріальными врачей средствами, a совсѣмъ иное, если надобно, чтобъ онѣ были здоровы. Скорое употребленіе сего подаетъ всегда скорое исцѣленіе: „Гименъ есть превосходный Аптекарь» ⁴). Поэтому всякій мужъ долженъ быть на высотѣ своего положенія: „Кто подобно солдату неохотно стоить на своемъ постѣ, тотъ конечно нетерпѣливо ожидаетъ своей смѣны; и всякой караульной, которой худо постъ свой наблюдаетъ, долженъ быть смѣненъ лучшимъ. Но истинная любовь не желаетъ никакой перемѣны, не ищетъ никакихъ выгодъ и не щадитъ себя; однако требуетъ такъ же провіанта и хорошаго жалованья, если нужно, чтобъ жаръ рвенія не погасъ» ⁵).

Такъ какъ „огонь любви въ бракѣ долженствуетъ погасать купно съ огнемъ жизни» ⁶), то старикъ, женившійся на молодой, подобенъ родившемуся козлу, у котораго черезъ годъ вырастаютъ рога:

Когда женится старикъ, походитъ на козла, Котораго лишь мать на свѣтъ произвела;

¹) „Зеркало свѣта», 1786, 367—368.

²) „Книжка для препровожденія времени, съ пользою пріятностью и удовольствіемъ», 1794, № 313.

³) Любовь. „Книжка Золотая», 1798.

⁴) Ibid. 168.

⁵) Ibid. 205—206.

23

Не пройдетъ года Увидишь или въ гробу, или въ рогахъ урода 1).

Правда, „мужъ, любящій свою жену, утомленъ будучи отъ дневныхъ своихъ трудовъ, обрѣтаетъ въ вечеру наилучшее и сладчайшее отдохновѳніе въ исполненныхъ любви и животворенія мягкихъ ея объятiяхъ. Въ протчемъ носится молва и такая, что иной мужъ, ради отдохновенія, принужденъ оставлять женины объятія» ²); но старикъ позабываетъ темпераментъ женщинъ и не сознаетъ того, что „старъ прелюбодѣй есть гора Этна, коей верхъ покрыть снѣгомъ, а внутри пламя» ³). Ему все хочется „поморзиться», и для этого снискать себѣ расположение молодыхъ. „Гнусный» видъ старика, обычно отталкивающаго такихъ особъ, не всегда препятствовалъ браку — пренебреженiе къ старику смягчалось богатствомъ, которымъ онъ и покупалъ невинную жертву у родителей. Старикъ въ ослѣпленіи и не думаетъ, что покупаетъ себѣ украшеніе на лобъ:

Двужилъ въ сто двадцать лѣтъ жениться предпримаетъ И взять онъ дѣвочку въ пятнадцать лѣтъ желаетъ. Корыстолюбивымъ родителямъ сулитъ, Что все имѣнье свое онъ укрѣпитъ; Забывъ, чему себя глупецъ сей подвергаетъ, Онъ златомъ юную ту жертву покупаетъ; И мнитъ, къ сѣдой главѣ рога ужъ не прильнутъ. Не предразсудокъ ли владычествуетъ тутъ 4)?

Ослѣпленіе старика ставить его въ комическое положеніе:

Отъ старова хрыча прочь всякая бѣжитъ;

а потому ему нужно

Бросить мысли всѣ о милыхъ женскихъ лицахъ,

такъ какъ

Пріятны женщинамъ всѣмъ юныя мущины, И отвратительны со сѣдиной морщины; Однако жъ старички на ето не глядятъ Любится всю-таки хотятъ!

¹) „Книжка для препровожденія времени съ пользою, пріятностію и удовольствіемъ», 1794, № 252.

²) „Любовь. Книжка Золотая», 1798, 156.

³) Ibid, 211.

⁴) „Дѣло отъ бездѣлья или пріятная забава», 1792, II, 101.

24

Въ порокъ того ничуть не ставятъ, Что старость тѣмъ свою безславятъ 1).

Въ пору ослабленія физическихъ силъ и сознанія возможности полнаго ихъ истощенія, онъ съ сердечнымъ сокрушеніемъ говорить:

 

Придутъ, придутъ часы ужасны, Когда угаснутъ чувства страстны; Когда останется хотѣть; Но ахъ! — нельзя уже имѣть 2).

Старикъ, уже у гробовой доски, потерявшій физическую правоспособность, никогда не отказался бы отъ чувственныхъ удовольствій, если бы какимъ чудомъ оказался годнымъ къ супружеской жизни:

 

Пустое, чтобъ старикъ отрекся отъ прохладъ, Отъ коихъ вкушалъ онъ тьму отрадъ! Лишь только возврати всѣмъ чувствамъ прежни силы, Забудетъ, что стоитъ онъ на краю могилы 3).

Когда же остываетъ у старика жаръ въ крови, пропадаеть тогда для него и смыслъ жизни:

Что жизнь, когда не наслаждаться? Куда годимся безъ страстей? Безъ нихъ нѣтъ смертнова глупей, Безъ наслажденій жить — терзаться 4).

Единственнымъ утѣшеніемъ для него является воспоминаніе:

„Когда старость, приближаясь къ намъ медлительными шагами, начнетъ приводить въ слабость наши органы, и источники забавъ начнутъ изсыхать: то останется намъ хотя сіе утѣшеніе. Воображеніе замѣняя то, чего уже нѣтъ въ самой вещи; и душа, обманываясь въ пріятномъ семъ заблужденіи, мнитъ еще чувствовать ту сладость, которой она уже лишена» ⁵).

Когда насъ осень посѣтитъ, И самое пройдетъ желанье Чтожъ будетъ пищей? воспоминанье 6).

¹) „Разкащикъ забавныхъ басенъ», 1781, II, 165.

²) „Зритель», 1792, III, 89.

³) „Дѣло отъ бездѣлья», 1792, 1, 98.

⁴) „Зритель», 1792, III, 89.

⁵) „Любовная школа или подробное изъясненіе всѣхъ степеней и таинствъ любовной науки», 1791, 30.

⁶) „Зритель», 1792. III, 89.

25

Однако „прохладная жизнь» прежняго времени вызываетъ на глаза старика слезы, но не раскаянія, какъ должно было бы ожидать, а досады.

Хоть плачетъ иногда, но не о тѣхъ грѣхахъ, Которые творилъ въ младыхъ своихъ лѣтахъ; Не отъ раскаянья о дняхъ, вотще протекшихъ Но отъ досады злой о роскошахъ ушедшихъ 1).

Иногда картины прежней сладостной жизни, возбуждаемыя въ немъ попадающимися на глаза живыми субъектами, особенно съ выпуклыми половыми женскими аттрибутами, приводятъ его въ негодованіе: онъ сознаетъ свое безнадежное состояніе:

Я сталъ уже не тотъ, каковъ я прежде былъ: Прошло пріятное мнѣ время, Уже красавицамъ не милъ Несу я старости несносно бремя. Я прежде жертвовалъ любви Теперь простылъ весь жаръ въ крови: Когда красавицу увижу, Я самъ себя возненавижу  2).

Крѣпко насаждали жены рога и молодымъ мужьямъ:

Ахъ! и я теперь съ рогами, Не сшибешь ихъ кулаками, Мнѣ рога присажены Отъ невѣрной злой жены.

Эпиграммы, выставляя рогоносцевъ разныхъ возрастовъ — и молодыхъ и старыхъ — не оставляли ихъ въ покоѣ и послѣ того, какъ они переселились въ надзвѣздную обитель.

Въ эпитафіяхъ, впрочемъ, немногочисленныхъ по ихъ количеству, посвященныхъ рогоносцамъ, навѣки закрѣпощается та злосчастная доля, по большей части, по винѣ женъ тяготѣвшая надъ ними въ теченіе цѣлой жизни: Вотъ что гласитъ одна изъ нихъ

Подъ камнемъ етимъ мужъ столь чудный положенъ, Что въ жизни троихъ рога носилъ онъ женъ; Онъ видно подъ такимъ созвѣздіемъ родился, Что былобъ тожъ, хотябъ въ четвертый разъ женился 3).

¹) „Дѣло отъ бездѣлья», 1792, 1, 98.

²) „Смѣсь», 1769, 54.

³) „Лѣкарство отъ скуки и заботь», 1787, II, 200.

26

Эпиграммы, устанавливая дѣйствительно бытовавшій фактъ, своею всеобщностію мозолившій глаза, указываютъ и на причины этого явленія, которые коренились 1) въ мужьяхъ, 2) женахъ и 3) общей распущенности нравовъ въ XVIII в.

 

IV.

„Недѣли радостей и удовольствiй называются обыкновенно тѣ, кои съ первой брачной ночи слѣдуютъ; иногда изчезаютъ онѣ столь же скоро, какъ сія. Блаженны тѣ супруги, коихъ вся жизнь есть цѣпь такихъ недѣль» ¹)!

Но сами мужья нарушали это блаженство. Нравственная распущенность мужей, ихъ низменныя вожделѣнія были въ общемъ одной изъ основныхъ причинъ распутной жизни своихъ женъ. Въ частности мужья продавали своихъ женъ: „Купля въ прямомъ смыслѣ относится только къ купцамъ и ихъ товарамъ. Но обыкновеніе большого свѣта вводитъ иногда cie слово и въ бракъ; гдѣ тогда жена почитается весьма добрымъ товаромъ и отраслью мужнина промысла» ²). „Интересъ или корысть есть идолъ, которому всѣ сокровища на жертву приносятся, а иногда жертвуютъ ему мужья и прелестями своихъ женъ» ³). Словомъ, „червонцы для иного мужа болѣе имѣютъ гармонiи, нежели для слуха другихъ музыка божественнаго пѣвца Моцарта и болѣе очарованія, нежели извѣстныя избранныя пѣсни чародѣйной его флейты» ⁴). Мужъ, не стѣснясь, говорилъ о себѣ:

Когда смѣются мнѣ, что я рога ношу, И я смѣюся самъ: рогатыхъ поношу; Но тѣхъ, которыхъ лобъ тягчатъ рога простые: Тѣ, правда, что смѣшны, а я ношу златые 5).

Естественно поэтому, что у такого рогоносца довольство и избытокъ въ домѣ:

Ты злата и сребра съ избыткомъ, другъ, имѣешь, Одеждъ и много разныхъ винъ, Ты полный въ домѣ господинъ; Но не одинъ владѣешь

¹) Любовь. Книжка Золотая, 1798, 142.

²) Ibid. 1798, 118,

³) Ibid. 1798, 102-103.

⁴) Ibid. 239.

⁵) „И то и Сьо», 1769, вторая надесять недѣля.

 

27

Вещицей самой дорогой: — Своей женой 1).

Вотъ, между прочимъ, почему въ сознаніи тогдашняго общества крѣпко осѣла мысль, что холостому человѣку приносила потомъ богатство и счастье красавица жена:

 

Хотѣлъ бы, говоришь ты, другъ мой, быть женатъ, Коль не страшился жизнь достать чрезъ то несчастну: Не бойся, не трусь! Возьми жену, да лишь прекрасну: Ты щастливъ будешь съ ней и по уши богатъ 2).

Въ богатствѣ, которое снискивали жены своимъ развратомъ, мужья видѣли подъемъ собственной личности. Очевидно они, за отсутствіемъ и непризнаніемъ духовныхъ цѣнностей, считали богатство высшимъ благомъ, позволяли своимъ женамъ „проводить ночи съ другими во всякомъ удовольствіи и наслаждаться венеринымъ достоинствомъ. И жены, по врожденному въ нихъ непостоянству и по слабости человѣческой, пускалися въ любовь и начинали раздавать свои прелести мужеску полу по своей благосклонности».

Пожалуй перестань меня рогатымъ звать; Когда ношу рога, я тѣмъ набогащаюсь: А кто богатъ, того всѣ тщатся почитать, Такъ слѣдственно я самъ лишь только прославляюсь 3).

Мелкое честолюбіе мужей было, между прочимъ, также причиною нравственнаго паденія ихъ женъ. Хотя извѣстно, что Адамъ дворянъ не родилъ, что

Оселъ всегда останется осломъ, Хоть ты осыпь его звѣздами, Гдѣ нужно дѣйствовать умомъ, Онъ только хлопаетъ ушами 4);

тѣмъ не менѣе у многихъ мужей было стремленіе — поскорѣй, какимъ бы то ни было способомъ, подняться по іерархической лѣстницы, и вотъ въ этомъ случаѣ „чины, почести нерѣдко приноситъ

¹) Книжка для препровожденія времени и пользою, пріятностью и удовольстиіемъ, 1794.

²) „И то и Сьо», 1769, двадесятьпервая недѣля.

³) Ibid.

⁴) Соч. Державина, изд. Ак. Наукъ. 1864, 1, 626.

 

28

любезная женушка мужу своему вмѣсто приданаго, такъ что сей не знаетъ, какимъ образомъ все получаетъ»:

Во всемъ счастливъ Филетъ: Чинъ получилъ, хотя не дослужилъ двухъ лѣтъ; Три мѣсяца назадъ женился И сынъ ужъ у него родился 1).

Впрочемъ, всякій, кто женится

…Съ тѣмъ, чтобъ чрезъ жену снискати знатный чинъ, Тотъ будетъ рабъ жены, жена же господинъ 2).

Къ одной изъ немаловажныхъ причинъ, заставляющихъ мужей измѣнять своимъ женамъ,это — сладострастіе, пресыщенность ихъ чувственностью, для возбужденія которой требуются новые объекты половыхъ влеченій. Опытная кокетка, на основаніи долговременныхъ наблюденій въ своей практикѣ, не даромъ пугаетъ своего любовника, намѣревающагося жениться, измѣной будущей жены, когда говорить: „любезная брака вашего половина каждый день подчивать Васъ будетъ однимъ и тѣмъ же блюдомъ» ³).

Если мужья толкали своихъ женъ въ объятія постороннихъ лицъ, то, съ другой стороны, и сами жены были не безъ грѣха: „по врожденному въ нихъ непостоянству, по слабости человѣческой пускалися въ любовь» и „достигали вкупѣ высочайшей точки человѣческихъ ощущеній». Если справедливо, какъ тогда говорили, что,

Жены нѣтъ на свѣтѣ путной, Жизни многія распутной, 4)

то что за причины, по которымъ „чуть не всѣ женщины бывали подвержены безчестнѣйшимъ и поноснѣйшимъ слабостямъ, знали ту науку, которая не позволяла оставлять молодого человѣка „въ нуждѣ», „нашли вкусъ въ любострастной жизни», въ „сладостнѣйшемъ упоеніи чувствъ стремились въ любовный вертоградъ, насажденный рукою Псиши и Купидона», „увеличивали бытіе свое чувствованіями сладострастнѣйшихъ забавъ и удовольствій».

Одной изъ причинъ растленія женщинъ и ихъ измѣны мужьямъ по сатирической литературѣ были падкость женщинъ къ деньгамъ

¹) Соч. Измайлова, изд. Смардина 1, 344.

²) „Дѣло отъ бездѣлья», 1792, III, 43.

³) Нѣжныя объятія въ бракѣ и потѣха съ любовницами (продажными), 190.

⁴) „Роза». 1788. 180.

 

29

и продажа себя ради нихъ: „въ нынѣшнемъ вѣкѣ всякое сердце желаетъ быть пронзено золотою стрѣлою, а въ случаѣ бѣдности и самая красота не очень плѣняетъ». Потому-то женщина говорила: „мужчина торговалъ, а я уступила оныя за приличную цѣну»:

Тебя сердечно я любила, Когда богатъ ты былъ, мой свѣтъ, Теперь тотъ пламень погасила, Когда въ тебѣ приманки нѣтъ. Тогда лишь на тебя смотрѣли Съ пріятностью глаза мои, Когда еще, мой свѣтъ гремѣли Въ карманахъ денежки, твои 1).

Словомъ, для женщинъ

Юпитеръ золотомъ явился, Когда желалъ въ любовь красавицу склонить. Въ семь видѣ женщинамъ онъ столько полюбился, Что золото поднесь привыкли богомъ чтить 2).

Тенденція такого рода была доминирующей для женщинъ, дѣвушекъ, замужнихъ и вдовъ. Красавица оказывала свое вниманіе и склонялась на плотское совокупленіе, пока любовникъ обладалъ средствами; но какъ только эти послѣднія изсякали, оканчивалась и любовь:

Нарцисса нѣкогда такъ Нисѣ говорила: Почто ты Нисанька, Климандра не взлюбила? Прекрасенъ онъ, любовь его къ тебѣ чиста. Но Ниса такъ своей подругѣ отвѣчала: Мнѣ кажется, что ты такою не бывала, Чтобъ рубль тебѣ одинъ казался лучше ста 3).

То же самое слышится изъ устъ любовниковъ:

Когда Переста ты мнѣ стала быть невѣрной, Когда въ любовну страсть ужъ ты съ другимъ вошла: Я долженъ заключить въ тоскѣ безмѣрной Что щедрѣе меня къ подаркамъ ты нашла 4).

¹) „Лѣкарство отъ скуки и заботь», 1786, 1, 102.

²) „Книжка для препровожденія времени съ пользою, пріятностью и удовольствіемъ», 1784, № 203.

³) „Иртышъ, превращающійся въ Ипокрену», 1791, ноябрь.

⁴) „Полезное увеселеніе», 1760, январь, № 23, 213.

 

30

Я все имѣніе прожилъ тебя любя, Толико я любилъ, дрожайшая, тебя, Молодчикъ говорилъ красавицѣ вздыхая. За чтожъ теперь меня кидаешь ты драгая? Красавица на то: такъ водится Милонъ, Коль выжатъ сокъ, пустой кидается лимонь 1).

Страсть къ обиранію своего любовника, какъ и всякая страсть, не имѣла границъ; любовница сожалѣетъ, если ей не приходится очистить своего возлюбленнаго догола:

Не плачь молодушка, лишившась молодца, Ты очистила уже етова глупца. Или и въ правду ты къ нему любовь питала? Ни мало никакой! молодка отвѣчала: Когда ласкала я любовника сего, Любила серебро и золото его: И плачу не о томъ, что онъ со мной разстался; Но что кафтанъ на немъ его не мой остался 2).

Такое вообще тяготѣніе къ обогащенію вызывалось иногда въ женщинахъ стремленіемъ къ блеску, къ мишурному украшенію:

За деньги честь Калиста уступила: На деньги тѣ алмазовъ накупила. Алмазы тѣ даютъ такую людямъ вѣсть: Смотрите, у меня алмазы есть; Такъ честь моя со мною. Алмазы на тебѣ, А честь твоя во адѣ съ сатаною; Такъ ты нельсти себѣ. Алмазы, вѣдай ты, тебя не прославляютъ: Они твое безчестіе объявляютъ 3).

Дѣвушка, находясь въ интимныхъ отношеніяхъ съ мужчиной, по корыстолюбивымъ соображеніямъ, выходя замужъ за другого, не порываетъ своихъ отношеній съ первымъ. На упреки въ невѣрности, чистосердечно признается:

¹) „Муза», 1794, 47, № 14.

²) Ibid. 1794, 23, № 9.

³) Сумароковъ, 1787, II, 129. эпиграмма № 75.

 

31

Невѣрностію меня не можешь ты винить; Кого люблю я, тотъ въ той поднесь судьбинѣ: Богатству твоему клялась я вѣрной быть, Ево любила я, ево люблю и нынѣ 1).

Этотъ взглядъ на любовь, какъ на источникъ дохода, притупляя или, лучше сказать, вытравляя чувство чести, доводилъ женщину до потери всякаго стыда:

Я съ малыхъ лѣтъ одной привычки сей держуся: Безъ денегъ ни съ какимъ красавцемъ не люблюся; А для прибытка я со всѣми не дика: За деньги я любить готова хоть быка 3).

Въ связи съ этою стоитъ и другая причина продажности женъ: дѣвушка, привлекшая къ роскошной жизни и соотвѣтственной обстановкѣ, по выходѣ замужъ, при не полной достаточности средствъ, мужа, необходимыхъ ей только на удовлетвореніе ея капризныхъ желаній — ищетъ ихъ на сторонѣ и притомъ, самымъ неблаговиднымъ образомъ:

Охотница жена съ любви дань сбирать: Сбирая дань потѣетъ, Трудомъ симъ не скудѣетъ, Трудомъ силъ богатѣетъ 3).

На упреки мужа въ невѣрности, жена проситъ отвязаться и не докучать своей любовью:

Пожалуй, перестань любовь мнѣ толковать Богатымъ сердце я привыкла отдавать А не тому Таскаетъ кто суму. Безъ денегъ вѣрной быть скажу я безъ привѣтовъ Пустая выдумка однихъ у насъ поэтовъ 4).

Продажность жены иногда служила на пользу мужу, впавшему въ бѣдность и могшему, вслѣдствіе этого, подвергнуться лишенію свободы. На совѣты мужа, усовѣщивавшаго жену, чтобъ она не прибѣгала къ такому способу наживы, эта послѣдняя возражала:

¹) „И то и Сьо», 1769, двадесять первая недѣля.

²) „Трудолюбивая пчела», 1795, 575.

³) „Трутень», изд. III Ефр. 190.

⁴) „И то и Сьо», 1769, двадесять первая недѣля.

 

32

Теперь я зрю сама, Что нѣтъ въ тебѣ ума. Когдабъ я не пеклась о нашей денегъ тратѣ, Такъ былъ бы ужъ давно мужъ мой въ Магистратѣ 1).

Самый выходъ замужъ, ради богатства, конечно, велъ къ измѣнѣ:

Пѣняешь ты мнѣ мужъ, тебѣ де мужъ постылъ, А былъ де въ женихахъ онъ очень милъ: Съ кѣмъ я пряглася, въ томъ вижу тожъ приятство, Я шла не за тебя, но за твое богатство 2).

Другая жена нахально заявляетъ въ глаза мужу, что онъ, какъ дуракъ, противенъ былъ и въ то время, когда былъ женихомъ:

Ты упрекаешь мнѣ: къ тебѣ я не склонна; Но я ли въ томъ, скажи передъ тобою винна, Что не по волѣ ты моей въ меня влюбился; И говоришь, что тѣмъ ты разума лишился: Я разума въ тебѣ не знала никогда, Какъ глупъ теперь, таковъ бывалъ ты и всегда 3).

Такое зазорное поведеніе женъ, утратившихъ стыдъ и честь, потерявшихъ человѣческій обликъ, спустившихся на степень скота, заставляло нѣкоторыхъ воздерживаться отъ женитьбы:

Весь вѣкъ свой не хочу я ни на комъ жениться! Чтобъ болѣе еще мнѣ въ жизни на вздуриться; Я и въ правдѣ признаюсь, себѣ самъ не маня, Что мнѣ бѣсить довольно и меня 4).

Между причинъ, обусловливавшимъ развратъ женъ, есть еще одна — самая постыднѣйшая, которая обращаетъ ихъ въ „презапачканныхъ тварей», это — развратъ ихъ изъ любви къ разврату. Обезпеченная, любимая мужемъ, обзаведшаяся дѣтьми, жена хочетъ „присластить чашу сладострастія», и „дикое, скотское, нечистое наслажденіе, хочетъ испытать посредствомъ сладостнѣйшихъ объятій» съ посторонними. Такого рода „потаскушки» имѣли нахальство заявлять, что ихъ мужья, изъ любви къ нимъ позволяютъ „махаться».

¹) „Трутень», изд 3-е, Ефремова, 190.

²) Сумароковъ, 1787, IX, 816, эпиграмма № 116.

³) „Невинное упражненіе». 1763, 25.

⁴) Ibid., 89.

 

33

Съ такимъ развращеннымъ чувствомъ было не мало: „Кокетка, какъ привелигированная мастерица въ ремеслѣ очаровывать объятіями своими», такъ говорить одному изъ мужей, попавшему въ ея сѣти: „Да гдѣ вы найдете такой сапогъ, который бы по ногѣ вашей въ самую пору былъ до износу, или прямѣе сказать, такую жену, которая бы точно по вашему была нраву, и вы бы по смерть между собою ладили» ¹)?

 

V.

Истинный мужъ „долженъ всякъ въ любви перенимать у любезной своей половины нѣкоторыя страстныя склонности и желанія, дабы тѣмъ болѣе обезпечить себя въ благоденствіи своемъ» ²). Въ данномъ случаѣ онъ долженъ отбросить всѣ деликатесы: ибо слово „деликатный относится нынѣ только къ ѣствамъ, а въ любви и бракѣ вовсе неупотребительно; и деликатный любовникъ и супругъ причисляются дамами къ каррикатурамъ» ³), Вообще же, если „въ книгѣ брачныхъ нѣжностей вкрадутся недостатки, то послѣдствія сего обыкновенно бываютъ весьма непріятны». Эпиграммы отмѣчаютъ одинъ изъ такихъ главныхъ недостатковъ — импотенцію мужей, какъ причину паденія ихъ женъ:

Сожительницу Хамъ имѣетъ за врага, За то что здѣлала ему рога. А жонка говорила: Съ рогами, трехъ сыновъ я Хаму подарила; А естьли бы мной онъ единый обладалъ; Не только трехъ сыновъ, щенка бы не видалъ 4).

Само собою понятно, что въ этомъ случаѣ всего болѣе возбуждали къ себѣ неудовольствіе со стороны женъ мужья-старики:

Какой чортъ мужъ старикъ! Съ нимъ мало утѣшенья. Вѣдь мужу иногда чертовски упражненья! Достанетъ ли его на множество хлопотъ? Одна жена его хоть разъ, да въ день займетъ.

Этотъ недостатокъ порождается и горячностью женъ. Правда, „когда поживетъ молодой человѣкъ въ бракѣ, то будетъ гораздо воз­

¹) Нѣжныя объятія въ бракѣ или утѣхи съ любовницами (продажными), 205.

²) „Любовь. Книжка Золотая». 1798, 162.

³) Ibid. 76.

⁴) Сумароковъ, 1737, IX, 127, эпиграмма № 66.

 

34

держнѣе, нежели прочтетъ десять моральныхъ книгъ» ¹); не рѣдко бываетъ и такъ, что, чрезъ мѣсяцъ по сочетаніи, супруга истощаетъ всю мужнину къ себѣ горячность ²) и иногда мучитъ по турецкому обычаю до самой смерти ³). Естественно, что „утомленіе, есть слѣдствіе весьма сильнаго напряженія; можетъ причинять опасныя болѣзни. Основательно-побудительная причина держаться во всемъ средины» ⁴). „Воздержаніе весьма нужная добродѣтель для юношей и юницъ; умножаетъ аппетитъ и увеличиваетъ слѣдующее на конецъ наслажденіе» ⁵).

Кромѣ этихъ существѳнныхъ причинъ, дѣйствительно создававшихъ контингентъ распутныхъ женъ, эпиграммами приводятся и другія.

Однѣ изъ женъ, въ отсутствіи мужа, бросаются въ объятія другого, изъ нежеланія ни на минуту оставаться безъ главы:

Конечно, мнѣ жена ты стала невѣрна? Рогатый говорилъ: съ двора какъ ни пойду, Такъ гостя ужъ всегда пришедъ домой найду. Въ отвѣтъ на то жена: Мущина намъ глава: мы съ ней родились жить: Такъ можноли хоть часъ безъ головы мнѣ быть 6).

Другія жены, всецѣло преданныя „богинѣ сладострастія, томящіяся отъ упоенія амура, запыхавшіяся отъ скопившейся въ ихъ груди любви и проводящія всю ночь въ любострастномъ торжествѣ», „словомъ, нашедшія вкусъ въ любострастной жизни», въ сладостномъ упоеніи чувствъ утѣшаютъ своихъ мужей, заставшихъ ихъ съ своими любовниками на кровати, единствомъ духовнаго съ ними общенія:

Милонъ на многи дни съ женою разлучился, Однако къ ней еще проститься возвратился. Она не чаяла при горести своей, Что возвратится онъ опять такъ скоро къ ней; Хотя ей три часа казались за недѣлю, Но отъ тоски взяла другова на постелю. Увидя гостя съ ней. пріѣзжей обомлѣлъ, Жена вскричала: что ты мужъ оторопѣлъ?

¹) „Праздное время, въ пользу употребленное», 1760, 85.

²) Ibid. 1759, 85.

³) Ibid. 1760, 82.

⁴) „Любовь. Книжка Золотая». 1798, 229.

⁵) Ibid. 64

^б) „И то и Сьо», 1769, вторая надесять недѣля.

35

Будь господинъ страстей, и повладѣй собою; Я тѣломъ только съ нимъ, душа моя съ тобою 1).

Третьи, когда „разженныя любовью, уловляли въ любовныя сѣти другихъ и назначали ихъ къ себѣ на ложе», успокаивали своихъ мужьевъ тѣмъ, что они, при увеличенiи семейства, благодаря дружескому участію сотрудниковъ, не должны чувствовать никакихъ физическихъ потерь:

 

Напрасно, мужъ, грустишь и сердцемъ унываешь, Что я люблю другихъ, вить ты не убываешь. Ребятокъ полонъ домъ: спокойся и нишкни, Какая убыль то, когда не сѣй, и жни 2).

Жена оправдывается въ своей холодности къ мужу еще и потому, что приходится дѣлить свою любовь съ другими:

Ты мужъ мой сердишся, зовешь меня суровой, Что рѣдко видишь ты привѣтствіе мой свѣтъ. На то скажу: что мнѣ къ любому быть готовой, Мнѣ много и опричь тебя въ любви суктъ 3).

Особенно нагло оправданіе жены въ своей распущенности передъ мужемъ тѣмъ, что, при единствѣ духовной организаціи мужа и его друзей, она приходитъ къ убѣжденію въ единствѣ ихъ тѣла:

 

Я друга твоего люблю, зракъ твой любя; Ево цѣлуючи, цѣлую я тебя. Едина въ насъ душа, извѣстно мнѣ то дѣло; Такъ думается мнѣ, одно у насъ и тѣло 4).

Вообще жена, „въ удовольствованіе своей страсти, низложившая непорочность и стремящая увеличить свое бытіе чувствованіями сладостнѣйшихъ забавъ», — жена, „впавшая въ мерзочныя пронырства, возлюбившая паче всего пакостныя ухватки», съ точки зрѣнія развращенныхъ людей того времени считалась существомъ добродѣтельнымъ:

¹) „Прохладные часы или Аптека, врачующая отъ унынія», 1793, іюнь. 438.

²) „Книжка для препровожденія времени съ пользою, пріятностію и удовольствіемъ», 1794, № 120.

³) „Трудолюбивяя пчела», 1749 575.

⁴) „Книжка для препровожденія времени съ пользою, пріятностію и удовольствіемъ», 1794, 19, № 109.

 

36

Лизету цѣлый свѣтъ невѣрною считаетъ За то, что всякій день любовниковъ мѣняетъ. Напрасно о ней свѣтъ дурно говорить: Она какъ Титъ, Собой всякой день счастливыми творитъ 1).

Что касается до сознанія женъ въ неблагопристойности своего поведенія, то нѣкоторыя изъ нихъ какъ будто маскируютъ свое поведеніе передъ другими, имѣя въ виду собственныя утѣхи:

Климена, что въ походъ какъ мужа провожаетъ, Горчайшихъ рѣки слезъ о немъ хоть проливаетъ, Но хочетъ внутренно, чтобъ онъ былъ тамъ убить Другимъ она въ то время замѣнитъ.

Впрочемъ, жена не ограничивалась однимъ:

Предъ всѣми дерзостно она свой рокъ клянетъ, Которой вмѣстѣ жить ей съ мужемъ не даетъ. Но жалуясь на рокъ себя не забываетъ И часто съ многими на единѣ бываетъ. Она ихъ порознь всѣхъ беретъ, И между ними жизнь веселую ведетъ 2).

Другія жены не считаютъ нужнымъ стѣсняться и передъ мужемъ. Одна изъ нихъ, по безстыдству своему, признается въ глаза своему мужу, что она украшаетъ его рогами:

Во брани ты вчера въ жару руганья зломъ Безвинно назвала жена меня козломъ. Да яжъ и примѣчаю, Что ты всьо бѣгаешь меня. Неужто въ чомъ нибудь козлу я подражаю Мужъ спрашивалъ стеня. Жена ему въ отвѣтъ На то сказала: нѣтъ Въ поступкахъ ты козлу отнюдь не подражаешь Однако, какъ козелъ съ рогами ты бываешь 3).

Такихъ другихъ, съ которыми, кромѣ мужа, она раздѣляетъ любовь, можно считать десятками:

¹) „Муза», 1796, III, 71.

²) „Свободныя часы», 1763, 211.

³) „И то и Сьо», 1769, тридесять вторая недѣля.

 

37

Ты очень ей любимъ, она въ твоей вся волѣ, Да только тридцать есть которыхъ любитъ болѣ 1).

Жены перемѣняютъ своихъ любовниковъ постоянно:

Олень, какъ сказуютъ о немъ натуралисты, Перемѣняетъ въ годъ рога одинъ лишь разъ; Но мужъ любезный и дорогой Калисты, Перемѣняетъ ихъ почти чрезъ всякой часъ 2).

Это дѣлается открыто, и жена въ глаза издѣвается надъ простофилей мужемъ:

 

Всѣмъ сердцемъ я люблю, и вся горю любя, Да только не тебя 3).

На вопросъ мужа, желавшаго добиться отъ жены признанія о всѣхъ случаяхъ нарушенія ея вѣрности, эта послѣдняя, не отрицая наличности факта, наивно отвѣчаетъ о своей невозможности сдѣлать своимъ „похабствамъ» подсчетъ, вслѣдствіе односторонности въ ея образованія:

Не разъ ты мнѣ жена невѣрность учинила: Скажи мнѣ, сколько разъ ты мужу измѣнила? Рогатый говорилъ. Въ отвѣтъ на то жена: Я Ариѳметикѣ, ей! ей! не учена 4).

Жена не стыдится заявить своему мужу, что къ любовнику своему питаетъ большія симпатіи, чѣмъ къ нему:

Въ пресильномъ я любви горю къ тебѣ огнѣ, Равно какъ ты горишь любезный мужъ ко мнѣ: Себя не такъ люблю, какъ мужа дарагова; Но во сто больше разъ еще люблю другова 5).

Она издѣвается надъ простофилей мужемъ:

За что невѣрною тебѣ я прослыла; Я отъ рожденія твоею не была 6).

¹) Сумароковъ, IX, 112.

²) „Лѣкарства отъ скуки и работъ», 1787, II, 161.

³) Сумароковъ, 1787, IX, 113, № 13.

⁴) Сумароковъ, 1787, IX, 116, эпиграмма № 25.

⁵) „Трудолюбивая пчела», 1759, 575, № 107.

⁶) Сумароковъ, 1787, IX, 192, № 116.

 

38

Естественно потому, что она рада всякому отсутствію мужа:

Когда, любезный мужъ! со мною ты простился, Рвалася я тогда и плакала стеня; Между надежды зрѣлъ и страха ты меня: — Желала я, чтобъ ты не скоро возвратился 1).

Мужъ съ горестью поэтому говорить:

Ты часто мнѣ вѣщаешь, Что любишь ты меня, не любишь ты инова; Однако отъ моихъ свиданій убѣгаешь; И ищешь ты сама свиданья другова 2).

Въ рѣдкихъ исключительныхъ случаяхъ жена приходить въ сознаніе, раскаивается въ своемъ зазорномъ поведеніи, сравнивая себя съ клоакомъ:

Монина кажется, храня великій постъ Что скаредно она морала женскій хвостъ, И здѣлала себя изъ струй болотну лужу, Даря всякъ день рога возлюбленному мужу И чаетъ, постны дни спасенье ей дадутъ, Но съ мужа ужъ рога до смерти не спадутъ.

Въ силу необходимости мужъ примиряется, какъ будто это въ порядкѣ вещей, что жена ему измѣняетъ:

Я взялъ жену себѣ, женой другой владѣетъ: Подобно медъ пчела не для себя имѣетъ 3).

Или:

Я прижилъ сихъ дѣтей, не я слыву отецъ: Такъ и овечья шерсть не служить для овецъ 4).

„Дѣти, суть весьма пріятный и драгій дарь Гимена. Но иногда совсемъ не таковы: иногда какъ вѣтромъ наносятся, а откуда, неизвѣстно ⁵). О породѣ дѣтей лучше знаютъ матери, нежели отцы ⁶). Вотъ по­

¹) Книжка для препровожденія времени съ пользою, пріятностію и довольствіемъ», 1794, № 107.

²) Ibid. № 218.

³) Ibid. 1794, № 186.

⁴) Ibid. № 187.

⁵) „Любовь. Книжка Золотая», 1798, 86.

⁶) Ibid. 169.

 

39

чему просить въ кумы инаго мужа весьма непріятное дѣло, а наипаче, когда онъ твердо увѣренъ, что самъ мало или совсѣмъ ничего къ тому не способствовалъ». По эпиграммамъ мужъ сознается 1) въ дѣятельномъ участіи своихъ помощниковъ:

Три сына у меня, всѣ разные лицомъ, Да, каждый схожъ съ отцомъ

что 2) такихъ сотрудниковъ много:

Когда моя жена для многихъ торовата, Отнюдь грѣха мнѣ нѣтъ, она въ томъ виновата. Почто же мнѣ рога становятъ безъ вины? Конечно для того, что мужъ глава жены 2).

Дѣти, вслѣдствіе этого, родятся, какъ говорится, „ни въ мать, ни въ отца, а въ прохожаго молодца».

Дитя родилося, на мать ни чуть несхоже, И на родителя ни мало не похоже… Да и отъ когожъ ему на свѣтъ произойтить? Не отъ отца отвѣтъ, отъ матери спросить 3).

И вотъ получается мужъ — „фаля», не только спокойно выслушивающій признанія отъ жены въ ея развратѣ, но и радующійся спустя мѣсяцъ послѣ свадьбы появленію ребенка и мечтающій о необычайномъ приплодѣ своей жены:

Какъ я женатъ, тому четырехъ нѣтъ недѣль, А видно, что уже потребна колыбель: Иной бы за такой поступокъ осердился; А а увидючи то, много веселился. И мнѣ еще жена тѣмъ больше угодитъ, Когда ребенковъ мнѣ двѣнадцать въ годъ родитъ 4).

У супруга, очевидно, нѣтъ сознанія, что „колыбель есть нужная принадлежность къ браку, и пріятное любящихъ супруговъ упражненïe, ради увеселенiя прошедшимъ, настоящимъ и будущимъ» ⁵).

¹) Измайловъ, изд. Смирдина, 1, 343.

²) „Книжка для препровожденія времени, съ пользою, пріятностью и удовольствіемъ», 1794, № 188.

³) „Дѣло отъ бездѣлья», 1712, IV, 97.

⁴) Сумароковъ, 1787, IX, 123, эп. № 52.

⁵) „Любовь. Книжка Золотая», 1798, 112.

 

40

Безстыдство женъ иногда доходило до того, что жена въ глаза мужу говорила, что онъ не отецъ дочери, которую она качаетъ въ колыбели:

Что въ колыбели я любезну дочь качаю, Тѣмъ муженекъ себѣ я очень досаждаю, Мы не согласны съ ней любовію сердецъ: Конечно ей ты не отецъ 1).

Она наивно объясняетъ ему преждевременность родовъ:

Что скоро родила тебѣ по свадьбѣ сына, Любезный муженекъ, вотъ та тому причина: Что я собравшися принесть тебѣ сей даръ, Въ смятеньи посмотрѣть забыла въ календарь 2).

Только жены, можно сказать, уроды, не имѣющія „соблазнительныхъ прелестей», остаются безъ любовниковъ, какъ бы онѣ того ни хотѣли:

Я знаю, что ты мнѣ жена вѣрна, Да для того, что ты мой свѣтъ весьма дурна 3).

Такое зазорное поведеніе женъ дѣйствовало на нѣкоторыхъ охлаждающимъ образомъ — заставляло ихъ уклоняться отъ женитьбы, при сознаніи прелестей невѣсты.

Хотѣлъ бы Лизу я имѣть моей женой, Она меня своей плѣнила красотой: Я тысячу пріятствъ и прелестей въ ней вижу; Да что жъ не женишься? — рогатыхъ не навижу 4).

Такихъ мужей удерживала и продажность женщинъ:

Съ начала лѣтъ моихъ красавицъ я любилъ; Но небылъ той любимъ, которой неплатилъ 5).

Низменный взглядъ вообще мужчинъ на бракъ и женщинъ давалъ этимъ послѣднимъ жить свободно, развратно, не порывая связей съ

¹) „Полезное увеселеніе», 1760 № 16, 172.

²) „Книжка для препровожденія времени съ пользою, пріятностію и удовольетвіемъ», 1794, № 108.

³) „Полезное увеселеніе», 1861, № 159.

⁴) „Собесѣдникъ любителей Россійскаго слова», 1783, IV, 110.

⁵) „Зритель», 1792, 1, 65.

 

41

мужемъ. Онъ же создалъ снисходительное отношеніе мужей къ шалостямъ своихъ женъ. Такого рода попустительство было главнымъ питомникомъ рогоносцевъ. Мужья того времени, при видѣ приспѣшниковъ своихъ женъ, говаривали:

Пусть бѣсится шалунъ Пускай глупецъ шалитъ, Мужъ умный не глядитъ, иль видитъ, да молчитъ.

Зазорное поведеніе женъ тотчасъ, по выходѣ замужъ, создавалось распущенностью нравовъ XVIII в. и сообразнымъ понятіемъ о любви. Была любовь „страстная или зазорная. Это было дружество, коего цѣль къ тому клонилась, чтобъ уподобиться скоту». „Любовь есть чувство природою въ насъ впечатлѣнное, которое одинъ полъ имѣетъ къ другому. Всѣ одушевленныя твари чувствуютъ пріятность, горячность, силу и ярость оныя. Но различное сложеніе тѣла… долженствуешь неотмѣнно производить различное чувствованіе.

Разсматривая любовь при ея источникѣ, увидимъ, что сіе чувствованiе равно сродно лѣнивому ослу и разъяренному льву, Португальцу крѣпкими напитками и прянымъ зеліемъ воспаленному, и Лопарю, утомленному холодомъ и трудами. Сіе чувствованіе слѣдовательно есть необходимое, для того, что оно въ нашемъ природномъ сложеніи имѣетъ свое начало. Любовь всѣ употребляетъ средства, къ удовлетворенiю ея служащія, преображаетъ оленей въ тигровъ, умножается отъ предстоящихъ препятствій, удовлетворенію ея претящихъ, умаляется превзошедъ препоны. Ѳедеръ справедливо примѣчаетъ, что любовь въ естественномъ состояніи человѣка ужасна не была для того, что взаимная похоть ее скоро укрощала, но по возстановленіи обществъ, она долженствовала сдѣлаться ужасною, какъ то она и есть ¹).

Такъ какъ понятіе о чести не было присуще сознанію женщинъ, то мужья, на первыхъ же порахъ супружеской жизни, были непріятно сюрпризованы порочностью своихъ молодыхъ женъ, не сохранившихъ дѣвственной чистоты. Несоотвѣтствіе ожиданія съ наличностью факта не только вызываетъ естественное чувство смущенія и досады, но и выговоры. Жены въ подобныхъ случаяхъ не придавали никакого значенія репликамъ мужа, считая подобное явленіе нормальнымъ:

Вчера свершился мой жена съ тобою бракъ: Что я хотѣлъ найти, не здѣлалося такъ. Жена ему на то: не тѣ ужъ нынѣ годы, Трудненько то найти, что вывелось изъ моды 2).

¹) Незеленовъ, Новиковъ, 20.

²) Сумароковъ, 1789, IX, 122, эпиграмма № 47.

 

42

Такъ какъ по убѣжденію женщинъ того времени, „бракъ есть совершенно ничтожное дѣло, которое выдумано на досугѣ попами единственно для прибытка ихъ», то „удача съ любви иногда бывала до капитуляціи брачной. Поэтому естественно, что молодой беретъ въ приданое рога:

Ему слыветъ женой дѣвчина; А мужъ у ней прямой сторонней молодецъ. Къ тому же что ему женидьба дорога; Онъ за издержки взялъ въ приданые рога 1).

Иному выпадало счастье вмѣсто одной, воображаемой дѣвки-жены взять трехъ…

Ты сказываешь мнѣ, мой другъ, твоя жена, Съ тобою дѣвкою была сопряжена: Не все ты мнѣ сказалъ, я молвлю безъ издѣвки; Ты взялъ трехъ дѣвокъ вдругъ: двѣ въ брюхѣ были дѣвки 2).

Подобнаго рода явленія зависѣли отъ распутства, отъ котораго не уберегались дѣвушки. „Дѣвушка слагала съ себя имя дѣвицы»: оно было въ тягость. „Поясъ дѣвства», по надлежащему, говоритъ современникъ, разрѣшаемъ быть долженъ не прежде Гименовой ночи, но на cïe правило бываютъ изъятія» ³). Эти изъятія были не рѣдки: дѣвушки сами заявляли о своемъ паденіи открыто:

Нагнала бабушка предъ свадьбой внучкѣ скуку: Разсказывая ей про свадебну науку. Твердила: вытерпи, что ночь ни приключитъ. Тебя опричь меня любезну внуку При случаѣ такомъ никто не поучитъ. А внучка мыслила, цѣлуя бабку въ руку: Ужъ ету бабушка я вытерпѣла муку 4).

 

VI.

Таковы рогоносцы въ эпиграммахъ. Если вообще словесность, въ самомъ широкомъ значеніи этого слова, обычно считаютъ выразительницею жизни, то небезынтересно посмотрѣть, насколько эпиграмма,

¹) „Свободныя часы», 1763, генв. 202.

²) „Трудолюбивая пчела», 1757, 418, эпиграмма, № 8.

³) „Любовь. Книжка Золотая», 1798, 174.

⁴) Сумароковъ, 1887, IX, 118, № 81.

 

43

какъ одна изъ литературныхъ формъ, можетъ служить иллюстраціей бытовой жизни, здѣсь въ частности семейной — положенія мужа въ его естественномъ правѣ разсчитывать на вѣрность супруги въ союзѣ, освященномъ Церковію.

Если въ общемъ сатирическіе журналы, гдѣ, преимущественно, и помѣщены эпиграммы на рогоносцевъ, въ изображеніи темныхъ сторонъ личной, семейной и общественной жизни XVIII в., въ видахъ болѣе сильнаго воздѣйствія на читателя, сгущали краски, и, рисуя бытовую картину, выражающую вообще вѣрную мысль, въ обрисовкѣ ея допускали такое сочетаніе красокъ, которое состояло въ неполномъ соотвѣтствіи съ дѣйствительностію; если, кромѣ того, иногда кистію налагались мазки, нарушающіе законы вѣроятія и правдоподобія: то это болѣе всего приложимо къ эпиграммамъ. Поэтому были бы крупные недочеты въ выводахъ, если бы кто вздумалъ принимать содержаніе эпиграммъ, какъ изображеніе дѣйствительности въ полномъ ея объемѣ.

Предметъ или содержаніе эпиграммы составлялъ дѣйствительный фактъ, но освѣщеніе его, зависѣвшее отъ личности эпиграмматиста и другихъ условій, носило субъективный характеръ. Въ большинствѣ случаевъ эпиграмма усиливала въ различныхъ отношеніяхъ мысль, положенную въ нее, какъ основаніе. Она была пришпиленнымъ ярлыкомъ, который или размѣрами, или яркой окраской, невольно поражавшей, не соотвѣтствовалъ вполнѣ дѣйствительности, причудливостію же, а иногда уродливостію формы рѣзалъ глаза и потому останавливалъ вниманіе, что и было главною цѣлію эпиграмматиста. Вслѣдствіе этого положеніе, состояніе людей, ихъ поступки и дѣйствія находили для себя въ эпиграммахъ, по большей части, карикатурное освѣщеніе. Автору эпиграммы забавно было видѣть человѣка въ шутовскомъ одѣяніи, въ которомъ онъ щеголялъ, иногда того не замѣчая. Для публики тогдашняго времени, пропускавшей часто безъ вниманія явленія текущей дѣйствительности, пожалуй, и нужно было такое приподнятое ея изображеніе. Была „нужна надпись на лицѣ героя, чтобы понять его, нужны вывѣски, безъ которыхъ общество и не пойметь характера» ¹). Очевидно эпиграмматисты съ рогоносцами шаржировали дѣло. Въ самомъ дѣлѣ, мужья рогоносцы, какъ мы видѣли изъ многочисленныхъ примѣровъ, выставляются простачками, наивными чудаками, позволявшими проводить себя за носъ на каждомъ шагу. Можно было подумать, если бы изображеніе въ эпиграммахъ признать за полное изображеніе действительности, что міръ мужей — міръ пошляковъ и идіотовъ.

¹) Буличъ: „Сумароковъ и современная ему критика», 161.

 

44

Съ другой стороны, огульное изображеніе мужей, продававшихъ женъ, сквозь пальцы смотрѣвшихъ на ихъ шалости, какъ бы ни былъ низокъ уровень ихъ нравственныхъ понятій, крайне односторонне и чрезъ мѣру преувеличено. Трудно представить себѣ полную атрофію чувства чести у мужьевъ, обязательно по эпиграммамъ попадающихъ въ число рогоносцевъ, Такъ какъ авторы эпиграммъ, желая выдвинуть бытовавшій фактъ, — легкій и преступный взглядъ на супружескія отношенія — усиливали мысль, то и впадали въ карикатуру. Вслѣдствіе этого и получались эпиграммы, совершенно нелѣпыя какъ, напримѣръ, предположеніе мужа о возможности родовъ женою ежемѣсячно.

Въ такомъ же карикатурномъ освѣщеніи по эпиграммамъ являются жены. У нихъ какая-то органическая потребность къ постоянной измѣнѣ мужу, смѣнѣ любовниковъ, дожидающихъ очереди стать въ близкія къ ней отношенія. Жена низведена на степень животнаго: она не разбираетъ ни возраста, ни родства, ни свойства и со всѣми предается любовнымъ вакханаліямъ. Можно заподозрить, судя по эпиграммамъ, въ ненормальности патологическаго состоянія ея организма.

Сами сатирическіе журналы сознавали, что таковой способъ изображенія, будучи приподнятымъ, рисующимъ предметы въ преувеличенномъ видѣ, не соотвѣтствовалъ дѣйствительности. Въ журналѣ „И то и Сіо» (1769) читаемъ такую реплику по отношенію къ „Трутню»: „Потомъ попалась мнѣ въ руки сочиненіе Господина Трутня. Сей человѣкъ показался мнѣ, что онъ объявилъ себя непріятелемъ всего рода человѣческаго. Тутъ, кромѣ язвительныхъ браней и ругательства, я не нашолъ ничево добрава; для чево послалъ я къ одному моему пріятелю попросить еще нѣсколько листковъ ево же журнала: но что я увидѣлъ? Тутъ грубость и злонравіе въ наивысочайшемъ блистали совершенствѣ; ево вѣдомости соплетены были изъ ругательства и поношенія ближнимъ, и естлибъ ему вѣрить, то бы надлежало возъимѣть совершенное отъ всѣхъ людей отвращеніе» ¹).

Записки и мемуары также могутъ подтвердить, что не было такого поголовнаго разврата, какъ это представляется въ эпиграммахъ.

Правда, мемуаристы нерѣдко выставляютъ отрицательныя черты, бытовавшія въ XVIII в. Державинъ, напримѣръ, повѣствуетъ, что и мужчины, по крайней мѣрѣ, нѣкоторые упражнялись въ зазорныхъ поступкахъ, въ неблагопристойной жизни т.-е. въ пьянствѣ, карточной игрѣ и въ наслажденіи съ непотребными дѣвками ²); что нѣко­

¹) „И то и Сіо», 1769, двадесять восьмая недѣля.

²) Записки Гавріила Романовича Державина, изд. Бартенева, 35.

 

45

торые изъ женъ, въ видахъ обогащенія, съ позволенія своего мужа, коротко обращались съ посторонними, торгуя своими прелестями ¹); что вообще господствовалъ обычай между супругами давать свободу другъ другу ²).

Подобные факты отмѣчены и другими мемуаристами. Добрынинъ, между прочимъ, разсказываетъ объ одномъ молодомъ помѣщикѣ, который „завелъ у себя гаремъ, наполнилъ его дѣвками разнаго состоянія. Въ числѣ ихъ находилась любимая его султанша, сего села поповна, которую когда отецъ предпринялъ было освободить, то заплатилъ своею жизнію, ибо неизвѣстно, куда онъ дѣвался» ³).

Изъ этихъ же записокъ мы узнаемъ, что любовницы пользовались правами настоящихъ хозяекъ ⁴).

Вигель, отмѣчая вообще, что XVIII вѣкъ — вѣкъ распущенности, вѣкъ разврата мужчинъ и женщинъ ⁵), въ частности говорить о непостоянствѣ въ любви ⁶); что разврату предаются не только состарѣвшіеся холостяки ⁷), но и люди женатые, которые вмѣстѣ съ спальней жены, имѣютъ спальню для любовницы-дѣвки ⁸); что дѣвушки подвергаются искушенію ⁹) что вообще вѣрная супруга рѣдкость ¹⁰).

Даниловъ простодушно разсказываетъ, какъ одна предпріимчивая особа, „набравъ множество недурныхъ и молодыхъ дѣвицъ, открыла домъ свой увеселенія для всѣхъ къ ней пріѣзжающихъ: собиралось туда множество холостыхъ мужчинъ, въ каждую ночь, понеже собранiе сіе называлось „вечеринки», и пріѣзжали къ ней незнакомыя обоего пола пары для удобнаго между собою разговора наединѣ… Женатые холодѣли къ своимъ женамъ» ¹¹).

Грибовскій въ своихъ запискахъ о „Императрицѣ Екатеринѣ Великой» говоритъ, главнымъ образомъ, о развратѣ вельможъ и высокопоставленныхъ лицъ: одинъ изъ нихъ имѣлъ склонность къ столамъ и женщинамъ ¹²), что его можно встрѣтить съ простыми женщинами и прелестницами въ вольныхъ домахъ ¹³), другой, при наличности у

¹) Записки Гавріила Романовича Державина, изд. Бартенева, 41.

²) Ibid. 124.

³) Истинное повѣствованіе или жизнь Гавріила Добрынина, 1872, 98.

⁴) Ibid. 242.

⁵) Воспоминанія Ф. Ф. Вигеля, 1861, I, 7.

⁶) Ibid. II, 34.

⁷) Ibid. I, 154.

⁸) Ibid. I, 115.

⁹) Ibid.

¹⁰) Ibid. 1, 34.

¹¹) Записки Артиллеріи Маіора Михаила Васильдвича Данилова 1742, 65—67.

¹²) Записки о императрицѣ Екатерины Второй, 1864 г., 12.

¹³) Ibid. 13.

 

46

себя публичной женщины, не „упускалъ и другихъ временныхъ даровъ любви» ¹); что даже служащіе подчиненные получали преимущества при службѣ, если знакомили своего начальника съ новыми прелестницами» ²), объ этомъ же распутствѣ свидѣтельствуетъ Порошинъ ³) и Энгѳльгардтъ ⁴).

Храповицкій, подобно другимъ, констатируетъ, что мужья съ женами живутъ худо ⁵), сразу обманываютъ по нѣскольку женщинъ ⁶), что вельможи, вмѣсто занятій, проводятъ время съ дѣвками ⁷).

Мертваго въ своихъ „Запискахъ» упоминаетъ о цѣломъ городѣ, зараженномъ сладострастіемъ ⁸). Особенно мрачными красками рисуетъ распущенность нравовъ при дворѣ Щербатовъ. Еще во время Петра «жены стыдъ, столь ихъ украшающій, стали позабывать» ⁹). Молодые люди вели безпутную жизнь: „Честь женская не менѣе была въ безопасности въ Россіи, какъ отъ Турокъ во взятомъ городѣ ¹⁰). Когда взошелъ на престолъ Петръ Ѳедоровичъ „вскорѣ всѣ хорошія женщины подъ вожделеніе его были повергнуты ¹¹). Нетокмо Государь, угождая своему любострастію тако бладородныхъ дѣвицъ употреблялъ, но и весь дворъ въ такое пришелъ состояніе, что каждый почти имѣлъ незакрытую свою любовницу; а жены, не скрываясь ни отъ мужа ни родственниковъ, любовниковъ себѣ искали».

Въ царствованіе Екатерины развратъ усилился. „Къ коликому разврату нравовъ женскихъ и всей стыдливости — примѣръ ея множества имѣнія любовниковъ, единъ другому часто наслѣдующихъ, а равно почетныхъ и корыстями снабженныхъ, обнародывая чрезъ сіе причину ихъ щастія, подалъ другимъ женщинамъ. Видя храмъ сему пороку сооруженный въ сердцѣ Императрицѣ, едвали за порокъ себѣ щитаютъ ей подражать; но паче мню почитаетъ каждая себѣ въ добродѣтель, что еще столько любовниковъ пеперемѣнила ¹²).

Если бы входило въ нашу задачу привлечь другіе мемуары и, по возможности, исчерпать весь матеріалъ, трактующій о развращеніи

¹) Записки о императрицѣ Екатерины Второй, 1864 г., 20.

²) Ibid 21.

³) Семена Порошина записки, 1881, 16.

⁴) Записки Льва Николаевича Энгельгардта 1808, 5, 4, 34.

⁵) Памятныя записки А. В. Храповицкаго 1862, 18.

⁶) Ibid. 44.

⁷) Ibid. 166.

⁸) Записки Дмитрія Борисовича Мертваго, 1768—1824 гг., 67.

⁹) О поврежденіи нравовъ въ Россіи князя М. Щербатова, Лондонъ 1858, 42.

¹⁰) Ibid. 39.

¹¹) Ibid. 161, 77.

¹²) Ibid. 78.

¹³) Ibid. 85.

 

47

нравовъ, то могла бы получиться болѣе яркая и внушительная картина. Выбранные и скомпанованные примѣры могли усилить впечатлѣніе и воздѣйствовать на убѣжденіе читателя во всеобщемъ распутствѣ; но такое освѣщеніе, какъ искусственное и тенденціозное, лишено было бы жизненной правды: ибо трудно представить себѣ общество, чуждое всякимъ нравственнымъ принципамъ, предающееся исключительно разгулу животныхъ страстей и погрязшее въ чувственныхъ наслажденіяхь.

Кромѣ того, нельзя не замѣтить и того, что на общемъ фонѣ жизни рѣзко выдѣлялись примѣры разврата. Ихъ изслѣдователи обобщали, хотя они стояли особнякомъ.

Нельзя не принять во вниманіе и того, что дурныя стороны по свойству человѣческой природы обрисовываются ярче, выпуклѣе. Если бы принять, согласно эпиграммамъ, за непреложный фактъ повальный развратъ, царившій въ обществѣ въ XVIII в., растлившій семью, приведшій ее къ отупѣнію и низвергшій членовъ ея на степень скотовъ, то мы должны допустить, что всѣ сложныя отправленія общественной и государственной жизни находились въ рукахъ недостойныхъ, негодныхъ, неспособныхъ людей; тѣмъ болѣе это должно было бы сказать о поколѣніи въ XIX в.; а между прочимъ, мы видимъ и въ XVIII в. и особенно въ XIX, какъ потомкахъ, въ различныхъ областяхъ наукъ и искусствъ и въ разныхъ сферахъ общественной и государственной дѣятельности людей замѣчательныхъ, оказавшихъ, соотвѣтственно своей спеціальности, громадныя услуги.

Писатели и непосредственно знавшіе XVIII в. и изучавшіе его въ различныхъ памятникахъ старины, оставили намъ въ данномъ случаѣ очень поучительныя страницы для яснаго представленія о времени, давно протекшемъ. Такъ Л. Н. Толстой, изучавшій по первоисточникамъ конецъ XVIII и начало XIX в. вотъ что говоритъ, отвѣчая на нѣкоторыя замѣчанія критики въ статьѣ: „Нѣсколько словъ по поводу книги „Война и Миръ»: „Характеръ времени, какъ мнѣ выражали нѣкоторые читатели при появленiи въ печати первой части, недостаточно опредѣленъ въ моемъ сочиненіи. На этотъ упрекъ я имѣю возразить слѣдующее: Я знаю, въ чемъ состоитъ тотъ характеръ времени, котораго не находятъ въ моемъ романѣ; это, — это ужасы крѣпостного права, закладыванія женъ въ стѣны, сѣченіе взрослыхъ дѣтей, Салтычиха и т. п.; и этотъ характеръ того времени, который живетъ въ нашемъ представленіи, я не считалъ вѣрнымъ и не желалъ выразить. Изучая письма, дневники, преданія, я не нахожу всѣхъ ужасовъ этого буйства въ большей степени, чѣмъ это нахожу ихъ теперь или когда-либо. Въ тѣ времена такъ же любили, завидовали, искали истины, добродѣтели, увлекались страстями, та же была

 

48

сложная умственно-нравственная жизнь, даже болѣе утонченная, чѣмъ теперь въ высшемъ сословіи. Ежели въ понятіи нашемъ составилось мнѣніе о характерѣ своевольства и грубой силы того времени, то только оттого, что въ преданіяхъ, запискахъ, повѣстяхъ и романахъ до насъ доходили только выступающіе случаи насилія и буйства»! ¹).

Съ другой стороны, есть свидѣтельства лицъ, говорившихъ о твердыхъ устояхъ въ семейной жизни въ XVIII в.: „Самый простой русскій питаетъ нѣжное чувство къ своей женѣ, и кому неизвѣстно, какъ страстно они любятъ дѣтей своихъ»? Въ „Запискѣ о Малой Россіи конца XVIII в. авторъ говорить: „Въ Малой Россіи такого дружелюбія и союза между родными нѣтъ, каковы у великорусскихъ дворянъ есть, что у помѣщиковъ семейныя начала тогда имѣли большую силу; иноземцы отмѣчали, какъ общій фактъ, чрезвычайно сильную и искреннюю любовь русскихъ къ женамъ и дѣтямъ; старшіе пользовались большимъ почетомъ и уваженіемъ, семейныя связи были очень прочны ²).

Карамзинъ въ своей автобіографической повѣсти: „Рыцарь нашего времени» въ уста героя влагаетъ слѣдующія слова: Добрые люди, миръ вашему праху! Пусть другіе называютъ васъ дикарями: Леонъ въ дѣтствѣ слушалъ съ удовольствіемъ вашу бесѣду словохотную, отъ васъ набрался духу русскаго и благородной дворянской гордости, которой онъ послѣ не находилъ даже и въ знатныхъ боярахъ: ибо спѣсь и высокомѣріе не замѣняютъ ея; ибо гордость дворянская есть чувство своего достоинства, которое удаляетъ человѣка отъ подлости и дѣлъ презрительныхъ. Добрые старики, миръ вашему праху!» ³).

С. Т. Аксаковъ, отлично понимавшій XVIII в. и свѣжо въ памяти своей сохранившій характерныя его черты, говоритъ: „Прощайте, мои свѣтлые и темные образы, мои добрые и недобрые люди или, лучше сказать, образы, въ которыхъ есть и свѣтлыя и темныя стороны, люди, въ которыхъ есть и доброе и худое!… Ваша внѣшняя и внутренняя жизнь исполнена поэзіи, также любопытна и поучительна для насъ, какъ мы и наша жизнь, въ свою очередь, будемъ любопытны и поучительны для потомковъ» ⁴).

¹) Чечулинъ. „Русское провинціальное общество во второй половинѣ ХѴIII вѣка». 1889, 6—7.

²) Ibid 39—40.

³) Карамзинъ, III, 264.

⁴) Аксаковъ: „Семейная хроника», 206.